– Но как, – продолжала Оливия, – как мне добиться уважения слуг? Прошу вас, скажите мне, мистер Джонз! Потому что слуги берут пример с хозяина, разве не так? А вы видите, на кого похожа прислуга, когда хозяин изображает из себя безумца.
Звонок затих. В наступившей тишине Оливия почувствовала на себе три изумленных взгляда.
А потом кухарка судорожно всхлипнула и опустила глаза, Джонз снова упал на стул, как мешок муки, а Викерз положил голову на руки.
Оливия испытала короткое чувство триумфа. Наконец-то она поняла, как надо действовать.
Потом ей стало жаль их. Работа этих людей в доме герцога не игра и не маскарад – это их жизнь.
Но если герцог умрет, его наследник может привести в дом новых слуг. Оливия оказывает им услугу.
– Я знаю его с тех пор, как он был мальчиком, – всхлипывая в носовой платок, проговорила кухарка. – Мне и в голову никогда не приходило, что он может так опуститься. Он всегда был сама доброта, вы даже не представляете…
Нет, конечно, Оливия не может себе этого представить. Вздохнув, она сказала:
– Так, может, нам просто нужен доктор?
Викерз усмехнулся.
– Его брат – самый лучший доктор в Англии. Чего только он не делал!
– Да, лорд Майкл старался, как мог, – с гордостью промолвил Джонз.
Оливия в это верила. Она узнала лорда Майкла, когда тот ухаживал за Элизабет Чаддерли. И он не произвел на нее впечатления человека, который что-то делает наполовину.
Теперь Оливия зависит от того, будет ли Марвик по-прежнему сторониться своего брата, потому что, в противном случае, ее маскарад может открыться. Но сейчас, на короткое мгновение, ей надо знать, что брата герцога сюда не позовут.
– Вы считаете, что он мог бы…
Увы, Оливия слишком строго контролировала себя, чтобы договорить предложение до конца, потому что если лорд Майкл приедет в дом, то узнает ее в одно мгновение. Но кухарка остановила ее, покачав головой.
– Его прогнали отсюда, миссис Джонсон, – сказала она. – Его ноги здесь больше не будет.
Оливия посмотрела на нее вопросительно.
– Но вы же говорите, что знаете герцога с детства. – На залитом слезами лице кухарки появилось страдальческое выражение – почти как у бабушки, измученной выходками внука. Надо иметь каменное сердце, чтобы смотреть на нее и оставаться равнодушной. – Быть может, если бы вы потолковали с ним…
– О нет! Там мне не место! И я не пойду наверх, не пойду… – Сложив на груди мясистые руки, кухарка откинулась на спинку стула; теперь она была похожа не на добрую бабушку, а, скорее, на упрямого осла. – Я останусь здесь, на кухне. Я тут хорошо управляюсь, и я свое место знаю.
– Здесь вам удобно, – пробормотал Викерз.
Оливия предпочла не выражать своего согласия. Гордость кухарки за свою кухню явно никак не была связана с чистотой: еще утром Оливия видела на столе кучу грязи.
– Тогда давайте выманим его вниз. Как только герцог поймет, что Викерза у него под рукой нет, он наверняка отправится искать… – Оливия замолчала, заметив, что ее слова озадачили всю троицу. – Что такое? – спросила она.
– Герцог не выйдет из своей комнаты, – осторожно проговорил Джонз.
Оливия нахмурилась.
– Даже если ему покажется, что мы все оставили рабочие места?
– Он не выходит… некоторое время.
Помолчав, она спросила:
– Вы хотите сказать, что он не выйдет из спальни? Никогда?
– Полагаю, он может иногда выходить в гостиную. – Джонз бросил на Викерза взгляд полный надежды, но лакей просто пожал плечами.
– Викерз редко бывает в его комнате, так что едва ли он в состоянии ответить на эти вопросы, – сказала кухарка. – Мне по три раза в день приходится отрывать его от моей девочки!