– Я про таких людей читала где-то, – объяснила Ольга. – Подумай: если в кадре нужен мусор, а его негде взять, то сразу бегут искать урну, чтобы вывалить ее содержимое перед камерой? А убирать потом кому? Смешно. Поэтому завелись вот такие умельцы, как эта старая карга. Собирают мусор, отмывают его, складывают в отдельные контейнеры, а потом, когда это нужно, предлагают режиссеру. Он и рад не копаться во всем этом. Еще и платит.

– А почему бутылки не гремят?

– Потому что не из стекла. Она пластик покрасила и этикетки налепила. Я недавно в магазине видела лимонад знаешь в какой бутылке? В форме водочной. Смотрится, кстати, очень здорово. Маркетинговые происки. Везде обман. Пойдем к Вовке. Уговори его пойти с нами сегодня вечером. А то он как услышал, что нас пригласили, резко в отказ ушел. А я настроилась. Пойдем, а?

Вовка и правда был не в духе. Открыв нам ворота, мрачно посмотрел в сторону Афанасия Сергеевича, сидящего на веранде с рюмкой в руке. На столе, на расстеленной газете лежал надкушенный свежий огурец, но почетное место занимал не он, а маленькая водочная бутылка с половиной своего содержимого.

– Ничего себе, – протянула Ольга. – Надеюсь, не ты для него в магазин сбегал?

– Не я, – ответил Вовка. – У него здесь, оказывается, припрятано было. Когда вы ушли, показал мне участок, все объяснил, а потом предложил отметить знакомство. Вот и сидит – отмечает.

Вовка не жаловал спиртное, в чем я уже успела убедиться. Пару пива выпить мог, не больше, а потом переходил на кофе. Поэтому, сидя рядом с ним за столом, я всегда чувствовала себя неловко. Мы-то с Ольгой, как правило, с бутылкой вина расправлялись быстро и без зазрения совести, но практически трезвый мужчина по соседству напрягал своим присутствием. Потом, правда, это ощущение прошло. И мы привыкли, и Вовка. Потому, увидев в руке сторожа одну рюмку, вторую – Вовкину – искать не было смысла. Она стопроцентно отсутствовала.

– Ну ничего, – примирительно сказала я. – Неловко выгонять пожилого алкоголика на улицу. Ему общение нужно, это ж видно. Тем более что он за стройкой приглядывал довольно долго. Потерпим, да?

– Да ему просто собутыльник нужен, – объяснил Вовка, нарочно долго возясь с воротами. – Он еще на что-то намекает… не могу понять его совершенно.

– Ты о чем?

– Что-то, что касается прошлого моего деда.

– Расколоть его? – предложила я.

– Не надо. Пусть мутит воду. Главное, чтобы поскорее закончил и ушел, а то я делами заняться не могу – неловко оставлять его одного. Так что там у вас случилось? Что за праздник намечается? Мне сейчас не до пьянок, Оль.

– Я так и поняла.

Нацепив на лицо вежливые улыбочки, мы подошли к веранде. За время нашего отсутствия внешний вид веранды изменился. Здесь стало чище, все поверхности, включая перила и столик, теперь просто сверкали. Видать, Вова времени не терял.

За наше отсутствие на участке тоже кое-что произошло. Сухая листва, плотным слоем покрывавшая землю, превратилась в огромную кучу. Афанасий Сергеевич не зря опасался вторжения на стройку чужаков – некоторым, судя по всему, удавалось проникнуть за ограду. После себя они оставили смятую пластиковую посуду, какие-то коробки и грязное тряпье. Вероятно, какое-то время в доме действительно жили бомжи, но сторожу удалось их спугнуть. Впрочем, за много лет не только они здесь побывали.

– Признаюсь, я как-то сам жил здесь, – блестя глазами, сообщил дед Афанасий. – У жены иногда случаются закидоны. Сейчас-то уже нет – успокоилась. А раньше могла, да. Вот я несколько раз и уходил из дома. Говорил, что навсегда. Но жена прекрасно знала, где меня искать, и сразу же шла сюда. Однажды очень меня обидела. Так сильно, что я в мороз из дома ушел. Как сейчас помню: темнота, стужа, ветер холодный. А я в одном халате и тапках. Взял ключи от ворот и пошел сюда. А внутри дома-то еще холоднее! Думал, что помру, но мужская гордость – это вам не пустой звук.