– Бедный малыш!

– Бедный? Вот и моим дяде с тетей тоже так казалось: бедный. Я имею в виду отцовских родственников по линии его матери, полковника и миссис Форрестер. С ними вам завтра тоже предстоит встретиться. При крещении им дали имена: Фредерик Блошингтон и Колумбина, так что в семье их, естественно, всегда звали дядюшка Блошка и тетушка Клумба – многие, полагаю, уже и позабыли изначальные формы, а также смысл шутки.

– И эти дядя с тетей тоже вмешивались в процесс вашего обучения?

– О да, самым энергичным образом. Прознав о том, как обращается со мною отец, они самолично отправились к нам в Ист-Энд[8]. Тетя Клумба – тогда она была довольно решительной молодой дамой – забарабанила зонтиком по закрытой двери ко мне в комнату и, когда ее туда допустили, высказала целый ряд весьма откровенных замечаний по поводу моей судьбы, причем муж поддержал ее горячо, хоть и не так бурно. Потом они в ярости удалились, но тем же вечером вернулись с конкретным предложением.

– По поводу вашего образования?

– По поводу моей персоны в целом – так сказать, in toto[9]. Отец сперва сказал: вот, мол, еще чего не хватало – и послал эту пару подальше, но в глубине души он очень их любил. И поскольку наш скромный дом был приговорен к сносу из-за «антисанитарных условий проживания», а новую «резиденцию» было не так-то легко найти, в итоге старик уступил. Смею думать, на него повлияла в этом вопросе еще и угроза судебного преследования со стороны органов социальной защиты детей. Как бы там ни было, но я в результате уехал жить с дядей Блошкой и тетей Клумбой.

– Вам у них нравилось?

– Да. С отцом я связи не потерял. Он уладил все свои недоразумения с Форрестерами, и мы часто, так сказать, обменивались визитами. Когда мне исполнилось тринадцать, старик уже по-настоящему разбогател и смог послать меня в школу, где сам когда-то учился. К счастью, он догадался записать меня в ее будущие ученики еще с рождения. Это до некоторой степени избавило их с дядей и тетей от бремени старых обязательств, а я по сей день испытываю живейшую благодарность к добрым Блошке и Клумбе.

– Буду рада с ними познакомиться.

– Их многие держат за чудаков. Лично мне они такими не кажутся, ну а вы сможете сами судить.

– Чудаков? В каком смысле?

– Ну… Форрестеры склонны к мелким отступлениям от обычных норм поведения – я бы так это назвал. За пределами своего дома они никогда не расстаются с летними зонтами в зеленую полоску, которым бог знает сколько лет. И, проснувшись утром, первым делом открывают их: предпочитают, понимаете ли, тенистую прохладу прямым солнечным лучам. Еще они всегда привозят с собой огромное количество своих ценных вещей – все бриллианты тети Клумбы и все акции-облигации дяди Блошки. Плюс еще значительные суммы живой наличностью. Дядя Блошка держит их в чемодане вместе со старым мундиром. Старикан давно в запасе.

– Что ж, во всем этом, пожалуй, и впрямь можно усмотреть некоторое чудачество.

– Вы полагаете? Да, возможно, вы и правы. Но я отвлекся. Обучение мое поначалу шло по общей программе, но позднее отец настоял, чтобы меня особо серьезно и тщательно готовили по теоретической части того предмета, в котором я здорово преуспел. К моменту смерти родителя я уже считался одним из ведущих в Европе специалистов по керамике основных эпох китайской истории. Мы с дядей Бертом стали очень состоятельными людьми. Буквально все, к чему я прикасался, обращалось, что называется, в золото. Иными словами, я принадлежал отнюдь не к неимущим, а как раз к очень даже имущим. Вдобавок мне нечеловечески везло в азартных играх. Я дважды выигрывал целые состояния, по-княжески огромные – и, заметьте, не облагаемые налогом – на ФПТ