— Он чё – немой?

Дружный женский хохот додавливает то немногое, что осталось от моих «бубенчиков».

— Нет, Наташа, он просто уставший, - за меня отвечает Моль и вдруг начинает тереться щекой о мое плечо, словно кошка, которую подманили валерьянкой. – Знакомьтесь, это мой Марик. Правда, классный?

Со стороны может показаться, что ничего крамольного «Верочка» не сказала, но дьявол в мелочах, потому что все самое важное скрыто именно в интонации. С таким же успехом она могла бы притащить домой трухлявый пень и восторгаться его прекрасной текстурой. Но и это не самое фиговое. Такое чувство, что в этих словах заключена какая-то магическая сила или, скорее, тайное послание, потому что после них «сороки» накидываются на меня, словно на булку: начинают трогать, щупать, морщить нос от грязи на манжете рубашки. Кто-то «на галерке» громко обсуждает пятна на моей обуви и вспоминает героя какого-то фильма. А «Верочка» продолжает тереться об меня и позировать с голливудской улыбкой.

— А вы приехали на той большой черной машине? – слышу пронзительный детский голос, и рядом с бабулей появляется девчонка лет шести, вся какая-то веснушчатая и с феерической прической из пары десятков косичек. – Я видела в окно.

— Снова забиралась на подоконник? – Женская рука с крова-красным маникюром а-ля коршун сцапывает девочку за плечо - и напоследок мы обмениваемся понимающими взглядами жертв, бессильных против своей участи.

Блин, как меня так угораздило?! Где была моя голова, когда предлагал помощь?

Ответ слишком очевиден, и он меня расстраивает, потому что крайне неприятно осознавать, что судьбоносное решение если не всей жизни, то, по крайней мере, сегодняшнего дня, я принял, находятся в состоянии аффекта. То бишь, думая о ногастой газели.

— Черная машина – это так банально, - говорит какая-то прокисшая девица примерно возраста Моли.

— Это «Порше», - все-таки огрызаюсь я.

— Гляди-ка, не немой, - продолжает отжигать бабуля. А потом с энтузиазмом начинает тыкать пальцем мне в живот, словно повар, пробующий мясо шипом термометра. – Какой-то он немощный, худой совсем.

— Когда поженимся, обязательно его откормлю. – «Верочка» с восторгом озвучивает планы на будущее, и я живописно представляю свой с таким трудом вылепленный, почти скульптурный пресс, заплывающий толстым слоем жира от домашних борщей, картошки и булок.

Хотя, чего там – жареную картошку я люблю, правда, сейчас у меня период «сушки» и приходится фильтровать каждую калорию. А все для того, чтобы к пляжному сезону у меня было тело, от которого у женщин будет зашкаливать уровень эстрогенов.

— Как… поженитесь? – На арене снова мама, и хоть она не тыкает в меня пальцами, не пытается обозвать мою машину и не смотрит, словно на унылое говно, именно от нее у меня волосы встают дыбом. Потому что у мамы такое лицо… В общем, я бы не удивился, если бы она тотчас приволокла икону, поставила нас с «Верочкой» на колени и совершила обряд венчания. – Верочка, тебе сделали предложение, а ты ничего не сказала маме?!

— Берегла для сегодняшнего случая, - ловко выкручивает Моль.

Если она и с Клеманом такая верткая, то понятно, почему он не хочет взять никого покрасивее. Я уже ее боюсь. Серьезно. Потому что… Бля, да потому что понятия не имею, кто эта девушка и почему она трется вокруг меня, как шаман вокруг ритуального столба!

К счастью, серпентарий разбавляет появление мужчин: их тоже много, и первая мысль – как они все тут поместились? Человек двадцать – минимум. Когда мои родители устраивают праздники, мы всегда заказываем большой ресторан, но и там обычно теснотища, а здесь…