Вид Никитского монастыря. Гравюра XVIII века. Слева – Никитский собор
Палаты Стрешневых – Нарышкиных на Моховой, перестроенные для Архива МИД. Фото конца XIX века
На южном углу Воздвиженки и Моховой, на месте Государственной библиотеки (№ 3/5) при Михаиле Федоровиче Романове был помещен боярин Стрешнев, дядя царицы Евдокии Лукьяновны.
Тогда же половина бывшего Опричного двора вдоль Моховой (№ 4 по Воздвиженке) возвращена князьям Черкасским.
При Алексее Михайловиче стрешневский двор отошел Кириллу Полуэктовичу Нарышкину, отцу второй жены царя, Натальи Кирилловны. Отошла ему и дальняя половина бывшего Опричного двора (Воздвиженка, 6).
Наконец, во времена Петра часть бывшего Опричного двора по Моховой, угол Никитской (№ 9/1) принадлежала Апраксиным. Граф, адмирал Федор Матвеевич Апраксин был братом царицы Марфы – юной вдовы царя Федора Алексеевича. Есть надежда отыскать части апраксинского дома в «новом» Университете.
Итак, дворы царицыной родни на кромке Занеглименья в идее жалованные, а не исконные.
Исконными глядят другие дворы царицыной родни в Занеглименье – на гребне Страстного холма.
Во всяком случае, двор знаменитого московского семейства Кошкиных-Кобылиных, предков Захарьиных-Юрьевых, то есть Романовых, был родовым (Большая Дмитровка, 3, 5). После смерти Юрия (Георгия) Захарьевича Кошкина-Кобылина, деда царицы Анастасии, разъехавшиеся по городу Захарьины обратили старый двор в Георгиевский монастырь. Он просуществовал до 1815 года, когда собор и вторая монастырская церковь, отмечавшая, как говорили, место родового дома Кошкиных, стали приходскими. Обе сохранялись до советских лет.
В XVII столетии столь дорогой Романовым Георгиевский монастырь опекали Стрешневы, жившие выше по Большой Дмитровке. Дом Стрешневых, постройки XVIII века, можно видеть во дворе владения № 7. При Грозном этот двор принадлежал Собакиным, родне его третьей жены.
Георгиевский собор и Казанская церковь бывшего Георгиевского монастыря. Фото из Альбомов Найденова. 1880-е
Если так; если, самое малое, три девицы со Страстного холма перешли царицами на холм Кремля, – то два холма определенно составляют отношение, а переход семейств с холма на холм – традицию.
После Петра традиция попробует вернуться вместе со столицей. В начале Тверской улицы в отцовском доме будет жить князь Алексей Григорьевич Долгоруков, едва не ставший тестем Петра II. Палаты Долгоруковых стояли там, где ныне Театр имени Ермоловой (Тверская, 5).
За аналогией необходимо обратиться к Риму, где Страстному холму отвечает Квиринальский холм, как Палатинский отвечает холму Кремля.
Между двумя холмами строится одно из знаменитейших преданий о начале Рима. Палатинская община не имела женщин, и Ромул, первый римский царь, похитил их у племени сабинян, обитавшего на Квиринале. Похищение, по-нашему умык, обещало войну, однако женщины сумели замирить своих прежних и новых мужей. Две общины составили Рим.
Выводом, суммой перемножения общин стала патрицианская община Капитолия – холма, которому в Москве ответил холм Арбата.
Нет, невозможно думать, что москвичи передавали в поколениях тайну подобия Москвы и Рима. Однако точности уподобления невероятны. Значит, не Москва печатает свой образ с Рима, а Москва и Рим – с единого высокого праобраза. Москва и Рим суть две проекции Замысла, Промысла о вечном городе.
Конечно, несколько дворов с неясным статусом – слабые знаки Квиринала. Что ж, такова степень его проявленности на московском Страстном холме.