В помещение, словно энерджайзер, влетел маленький плотный мужичок, моментально распространяя позитивный заряд энергии. В одной руке у него была бутылка хорошей водки, а во второй – коробка с кефиром, от вида которой у хозяина кабинета моментально спазмом сжался желудок, грозя избавиться от интоксикации прямо на начищенный паркетный пол.

 – А ты чего за спину-то держишься? – узрев сильно пожеванное начальство, первым делом выдал Саныч.

Не удостоив завхоза ответом, Василий поплелся обратно на диван, в надежде, что там осталось немного минералки. Надежда сдохла, а вернее, закончилась вместе с минералкой.

 – Что, плохо тебе? – ехидно пропел завхоз, нагло устраиваясь в царском кожаном кресле. – А я тебе говорил: не мешай водку с пивом. Вот, на меня посмотри-ка –  как огурчик! А все почему? – Саныч с дельным видом поднял палец кверху. – Правильно: главное – знать свою норму.

 – Угу, – промычал Вася, обводя кабинет жадным взглядом – авось, где-то еще минерала завалялась. – А самое главное – жену иметь под боком, которая с утра пораньше рассольчика принесет и с попойки палкой пригонит. Скажи спасибо Галке. Это она все твои нормы на зубок выучила…Умник…

Саныч с некоторой долей превосходства посмотрел на друга и протянул:

 – Галка, да… Она может. – Чуть подумал и добавил: – Жениться тебе, Вась, надо. Жениться.

Луганский, оставив попытки найти воду, с задумчивым видом посмотрел на стол, заставленный остатками вчерашнего пиршества, подцепил бутылку с пивом и сделал два жадных глотка.

О, да!

Сейчас чуть отпустит.

 – Я уже пробовал. Женился, на свою дурную голову.

 – Да ты женись на нормальной бабе! – тут же встрепенулся Саныч. – Детишек заведи. Что ты один, как сыч на болоте?

 – Сань, ты решил мое поганое утро сделать еще гаже? – хмуро поинтересовался Вася, падая обратно на диван.

Ответить тот не успел: дверь со скрипом отворилась, и мужчины тут же болезненно поморщились от высокого, чуть визгливого голоса Марии Петровны.

 – Батюшки!!! Вы чем, охальники, тут ночью занимались?!

Низкорослая, полная дама лет пятидесяти в голубом халате уборщицы и с сильно выбеленными волосами застыла на пороге в угрожающей позе, а рука в резиновой перчатке воинственно сжалась на черенке деревянной швабры.

 – Опять нажрались до поросячьего визга?!

 Вася глухо сглотнул и, повернувшись к другу, с легкой иронией поинтересовался:

 – Сань, напомни, пожалуйста, почему мы взяли Марию Петровну на работу?

 – Потому что она – моя тетя, – развел руками завхоз.

 – Именно это и останавливает меня уволить ее за несоблюдение субординации.

 – Но-но-но! – ничуть не смутившись, воскликнула импозантная дама, – Я, между прочим, в отличие от некоторых не бездельничаю. –  И покосилась на приемную, где Милочка, пользуясь временным отсутствием работоспособности у начальства, с особым усердием маникюрила ноготки.

Губы страшного и ужасного повелителя администрации сжались в тонкую ниточку, глаза недобро свернули, рот приоткрылся, и он как гаркнет:

 – Мила!!!

 Девушка от неожиданности подскочила на месте, перевела испуганные, как у суслика, глаза на дверь и едва слышно промямлила:

 – Да, Василий Михайлович?

 – Зайди, – коротко и повелительно приказал Луганский.

Милочка была очень хорошей девушкой – доброй, отзывчивой, красивой. Луганский даже мог бы в нее влюбиться, если бы не редкая, непроходимая, как джунгли жгучей Бразилии, тупость. Овечка Долли по сравнению с Милой просто доктор овечьих наук. Помимо тупости девушка была крайне забывчивой. Все в совокупности мешало ей в выполнении даже самых простых и безобидных заданий.