Глеб продолжал держать Добровола на прицеле. Тогда князь широко усмехнулся и сказал:

– Ты скверно выглядишь, ходок. Мория высосала из тебя все соки. Должно быть, тебе трудно держать в руках ольстру. Что, если мы пройдем в терем и сядем за стол? Я прикажу подать нам лучшего вина и самых вкусных закусок.

– Ты, видать, и впрямь сошел с ума, если думаешь, что я сяду с тобой за стол, – холодно проговорил Глеб.

– Вот как? – В бороде Добровола вновь тускло сверкнула улыбка. – Ну, тогда давай, убивай меня. Ну же! Стреляй!

Глеб медлил.

– Что же ты не стреляешь, ходок? Не хватает духу убить своего князя? – Добровол усмехнулся и обвел насмешливым взглядом притихших стрельцов и челядь. – Вы видите? – громко и спокойно произнес он. – Сам Глеб Первоход, о котором рассказывают так много сказок, не решается меня убить! Воистину, я, а не он, – избранник богов!

Добровол засмеялся, затем вновь посмотрел на Глеба и сказал:

– Опусти свой мушкет, ходок. Ты способен на многие чудеса, но все они ничто пред моей властью. И пред моей волей.

Глаза Глеба заволокло гневной пеленой, но руки, которым и впрямь тяжело было держать ольстру, подвели. «Громовой посох» медленно опустился.

– Вот так, – кивнул князь Добровол. Он глянул на своих стрелков и презрительно проговорил: – Поднимите свои мушкеты, ратники. И не дрожите. Мое слово разит сильнее ольстры, а пред моею властью все стрелы и пули – вздор.

Глеб стоял перед своим врагом, растерянный и обескураженный, не понимая, что с ним произошло и почему, черт возьми, он не смог нажать на спусковой крючок.

– А теперь ступай за мной в терем, Первоход, – приказал Добровол. – А вы… – он небрежно глянул на челядь, – …уберите здесь.

Они сидели в маленькой горнице, которую Добровол назвал «моей темницей». Князь – в кресле, накрытом мягкой рысьей шкурой, Глеб – на жесткой резной скамье.

Добровол первым нарушил долгое молчание:

– Ну? И что ты скажешь, Первоход?

– Я убил половину твоего «убойного отряда», – сказал Глеб ледяным голосом.

Князь дернул упитанной щекой и небрежно проговорил:

– Вздор, наберу новых. Пред тем как я отправил тебя в Морию, ты щедро меня одарил. Нет в мире власти прочнее той, которая держится на мушкетах и пушках. Воистину ты самый великий мастер на земле, раз сумел упрятать в их стволы столь могучую силу.

Глеб никак не отреагировал на этот насмешливый комплимент.

– Почему я не смог тебя убить? – сухо спросил он.

Добровол достал с шеи гайтан, на котором висел небольшой костяной амулет, и показал его Глебу.

– Узнаешь? Это амулет богини Сорни-Най, которой поклоняются лесные люди. Это ведь она отправила тебя из далекого грядущего в наш скудный «средний» мир.

Глеб удивленно приподнял брови.

– Я думал, ты не веришь в эти сказки, Добровол.

Князь усмехнулся.

– Я верю во многое такое, что более ограниченные умы считают ерундою и вымыслом. И, как ты уже знаешь, моя вера сделала меня самым великим властителем в этой части мира. Но речь сейчас не об этом. Богиня Сорни-Най может отправить тебя обратно, в твое время.

– Откуда ты это знаешь?

Добровол усмехнулся.

– Не один ты обращаешься за помощью к великим вещуньям.

– Тебе все это рассказала Голица?

– А разве она единственная вещунья в нашем княжестве?

Глеб на мгновение замер, а потом с угрюмой недоверчивостью вопросил:

– Хочешь сказать, что встречался с ведьмой Мамелфой?

– Она не просто ведьма. Она – самая великая из всех ведьм.

Глеб качнул головой. Затем прищурил темные, глубоко запавшие глаза.

– Мамелфа никогда и никому не помогает за просто так. За свою помощь она берет плату, и плата эта страшна.