Соня медленно выдохнула вспыхнувшую так некстати обиду и проговорила тихо, опустив голову:

– Хорошо, Екатерина Васильевна, я позвоню…

Вот такой диалог у них получился, как искушение скоромной пищей в постный день. Хочется высказаться, да нельзя. А эмоции-то все равно пищат под прессом этого «нельзя», колышут кухонное пространство. Разве их за вопросами-ответами скроешь?

Екатерина Васильевна будто сейчас только вспомнила про свой корвалол, плеснула в рюмку немного воды из чайника. Выпила залихватски, как водку, сипло выдохнула, дрогнула вторым подбородком:

– Фу, гадость какая.

В комнате заплакал Николенька. Тонкие мяукающие звуки проникли в кухню жалким призывом, разрывая напополам сердце. Нет, невозможно к этому привыкнуть. И ужасно стыдно, что – невозможно. Как невозможно привыкнуть к беде, к надругательству над человеческой природой. Вставай, мать, беги к своему несчастному дитю, к своему ребенку-котенку, родившемуся с синдромом Лежена…

– Сиди, сиди, я сама… – заполошно махнула рукой Екатерина Васильевна, соскакивая со стула. – Наверное, пить захотел…

Ну что ж. Сама так сама. Николенька бабкины руки лучше знает, чем материнские. Так уж получилось, что делать. Екатерина Васильевна сама на эту амбразуру бросилась, с первых дней, как Николеньку из роддома принесли. Пока сама Соня пребывала в депрессии да в горестно-обиженном недоумении к своему женскому организму, Екатерина Васильевна все первоначальные заботы на себя взяла, а их с Олегом вроде как отстранила героически.

Наверное, не надо было отстранять-то. Все же Николенька теперь, вместе со своей измененной пятой хромосомой, врожденными физическими пороками и отставанием в умственном развитии – это навсегда. И она ему – мать. А Олег – отец…

Как всегда, захотелось плакать. Соня уперла локти в стол, сложила ладони ковшиком, спрятала в них лицо. Ау-ау, нету меня… Можно, я лучше сквозь землю провалюсь, чтобы не слышать мяукающего плача моего годовалого сына Николеньки? Мяукающего, разрывающего сердце плача – главного симптома генетического заболевания под названием «синдром Лежена»? Очень редко встречающегося, кстати… Редкого, но именно на их головы обрушившегося…

Все. Затих. Снова уснул, наверное. Надо слезы с лица смахнуть – нельзя, чтобы Екатерина Васильевна видела. Ничего ж не случилось особенного – подумаешь, ребенок проснулся.

Тихо скрипнула половица в коридоре – идет… Крадется на цыпочках.

– Сонечка, я ж совсем забыла. У меня же еще эклеры есть! Купила, когда гулять ходили, на улице, с лотка. Будешь?

– Нет, Екатерина Васильевна, спасибо.

Голос ее все-таки прогундосил слезно, и носом пришлось предательски хлюпнуть. Екатерина Васильевна напряглась, но в лицо Соне не глянула, лишь затараторила быстрым шепотком:

– Да ладно, погоди отказываться. Эклеры свежайшие, сами в рот просятся! Ты же любишь, я знаю! Давай, давай… И чайник еще горячий. Нельзя организму в сладком отказывать, для нервной системы вредно. Ну, хоть половинку съешь.

Выложила перед Соней эклеры на тарелочке, подлила в чашку чаю. Села напротив, преданно улыбаясь:

– Ешь.

А что делать – пришлось. Хоть и противно стало во рту от приторно-сладкого. Екатерина Васильевна удовлетворенно кивнула, заговорила тихо:

– Сегодня массажистка к Николеньке приходила… Сказала, что хорошая динамика есть. Говорит, хорошо бы потом, попозже, его на Мертвое море свозить, солями полечить. Как думаешь, это очень дорого?

– Думаю, да.

– Ничего. Вы же с Олежкой работаете. У него зарплата приличная, еще и повышение по службе обещают. Да и у тебя, надеюсь, дела в гору пойдут.