– Вообще-то соседка, – девушка хмыкнула. – Меня, на всякий случай, Валя зовут. А Катерина Петровна скоро придет со смены. Это мать Вадика. Только в продмаг зайдет и – домой.

Танков туповато затоптался. Он как-то упустил из виду, что существует такой атавизм, как коммунальные квартиры, и к встрече с соседями оказался совершенно не готов.

– Мне бы дождаться, – растерянно промямлил он. – Может, в коридоре посижу?

– А чего в коридоре? – Увидев его замешательство, Валя успокоилась и сразу приняла покровительственный тон. – Вы к нам пока проходите. У нас и подождете.

Не получивший инструкций на этот счет Танков замялся.

– Да проходите смело, – более не церемонясь, она подтолкнула его к ближней комнате. – Когда входная дверь открывается, у нас сразу слышно.

В большой комнате за полированным столом, с угла накрытым скатертью, крепкий пятидесятилетний мужчина в майке увлеченно обгладывал куриную ножку. Он поднял обмазанный жиром подбородок и, скользнув взглядом по Танкову, недоуменно посмотрел на Валю.

– Па, к нам из милиции, – скорбно сообщила та.

– Вот как? – Мужчина начал заторможенно подниматься, вытирая рот и подбородок снятой с колен салфеткой.

– Да прикололась я, пап. Он к Синельниковым пришел, – Валентина заливисто расхохоталась.

Отец отер вспотевший лоб, укоризненно покачал головой – Ты меня своими шуточками когда-нибудь до инфаркта доведешь.

Валентина фыркнула. Танков с удивлением вглядывался в непонятную сцену между отцом и дочерью.

– Мне Вадима надо дождаться, – напомнил он о себе. – А в коридоре, как погляжу, присесть негде… Табуретку выделите?

– Зачем табуретку? Располагайся, – мужчина поднялся, потянул со стула рубаху. – Я все равно на работу убегаю. А здесь телевизор, чаёк. Есть и покрепче, но тебе, наверное, нельзя?

Обращение его с Танковым, как только узнал, что тот пришел к Синельниковым, стало свойским. Он натянул поверх рубахи джемпер, шагнул к двери. Спохватившись, принялся беспомощно охлопывать карманы рубахи.

– Держи, Маша-растеряша, – Валя достала с серванта пачку документов. Придирчиво оглядела отца.

– И как выгляжу? – заискивающе поинтересовался тот.

– Вполне. Для старух лет тридцати – сорока сойдешь.

– Вот послал бог дочку, – отец, отчего-то растроганный, подмигнул Танкову. – В институте учится. Два языка. Но – оторва, каких мало.

Он погрозил дочери пальцем:

– Гляди, не обижай парня.

В ответ Валя постучала по часикам на руке. Спохватившись, отец пожал на ходу руку Танкову и выскочил из квартиры. Слышно было, как сбегает он по лестнице.

Валя принялась сноровисто собирать грязную посуду.

– А ведь это отец тебя испугался, – засмеялась она. – Он у меня водитель автобуса. По ночам прогревальщиком в автопарке подрабатывает. И повадилась к ним какая-то мразь по автобусам шарить. Стали следить. Неделю назад накрыли двоих с Зарельсовой. Надо было в милицию сдать. Но шоферы – народ горячий. У них своё правосудие. Выпустили едва живыми. Теперь вот дрожат.

– Не боишься чужому-то такое? – Танков удивился. – Я вроде тоже из милиции.

– Не боюсь, – Валя стащила косынку, под которой оказались короткие пшеничные волосы, придвинула гостю розетку с вареньем. – Давно выяснила: никуда эти обормоты не обращались. Дома бодягой залечились. Это я так, для педагогики стращаю. Кроме меня, кто присмотрит? Женить бы его, тем более комнат две, разместились бы. Да всё отлынивает. Сначала пел: пока, мол, школу не кончишь. Теперь – «пока институт»…

Она заметила, что гость принялся исподтишка шарить взглядом по стенам в поисках фотографий.