— Это просто лошадь, — пожал плечами Айк.

Хорас на миг прикрыл глаза, как человек, который пытается остаться спокойным. Глубоко вдохнул, выдохнул и вкрадчиво произнес:

— Хочешь сказать, если на нас снова нападут, ты не будешь защищаться и просто дашь зарезать себя, как подсвинка на Новогодье?

— Я буду защищаться. Но не мечом.

— А чем, позволь осведомиться?

Айк выразительно поднял и сжал в кулаки свои крупные руки. Хорас презрительно фыркнул.

— На кулаках против меча? Парень ты, конечно, здоровый, но, держу пари, в жизни ни разу не дрался. Верно?

Айк заколебался. Хорас попал в самую точку — ему не приходилось ни с кем драться, ни с мечом, ни без него. Ни один человек в здравом уме не прикоснется к Свершителю и не заговорит с ним, если не хочет закончить жизнь в изгнании.

Хорас согнул и разогнул руку, поморщился. Посмотрел на небо, расцвеченное яркими красками восхода, потом на примятую, залитую кровью траву. Насвистел какой-то простенький мотивчик, отбивая ритм по колену пальцами. И наконец произнес, обращаясь то ли к Айку, то ли к самому себе:

— Так дело не пойдет. Мне нужен надежный товарищ, а не смертник, вместе с которым меня прирежут в первой же стычке.

Первая стычка уже состоялась, и Хорас остался жив, но Айк счел за благо не упоминать об этом. Он уже неплохо знал своего спутника и чувствовал, когда не стоит открывать рот.

Хорас еще посвистел, почесал в затылке, погладил подбородок. И, словно решившись на что-то, поднялся.

— Едем.

Айк передал ему повод.

— На побережье?

— Какое там! — буркнул Хорас, поднимаясь в седло. — Нет, поедем в одно место... не очень хорошее, но и не плохое.

Айк не стал уточнять, как это возможно, просто запрыгнул на спину лошади позади него.

День разгорался. Солнце прогнало предрассветную муть, но листья деревьев, поникшие, местами изъеденные, словно впитали в себя цвет утренней зари.

Странно, что увядание может быть так прекрасно, отстраненно подумал Айк. А еще подумал о мертвецах, которых они оставляют валяться возле дороги без погребения, на поживу зверью и мухам. О густой темной крови, медленно впитывающейся в землю. Как трудно ее отмыть, особенно зимой — скребешь и скребешь часами на жгучем морозе...

И, понимая, что сейчас мысли покатятся дальше, в темную, зловещую мглу его прошлой жизни, он усилием воли заставил себя думать о том единственном светлом, что в ней когда-то было. Единственном, на чем не оставило кровавый след его ужасное ремесло.

О Крис. И о Джори.

***

На следующее утро Сильван первым делом расспросил Дирхеля о том, как живет и торгует Монт. И с большим облегчением узнал, что городок регулярно отправляет обозы с провиантом в Корнил, ближайший крупный город на пути к Мегаполису.

Сильван собирался, как обычно, попроситься охранником в обоз, но Крис его остановила.

— С обозом мы будем тащиться, как раненая корова, — решительно произнесла она, заплетая заново свою причудливую косу, — неделю, а то и две, а до Корнила четыре-пять дней пути. Поглядев на Хэла, сам Темный Лик задумается, прежде чем к нам соваться.

Сильван хотел сказать, что на них может напасть целая разбойничья шайка, а один человек есть один человек, даже очень большой и сильный. Никакого оружия он у Дирхеля не заметил. Но Сильвану было неловко заговаривать об этом в его присутствии, да и злить Крис не хотелось. И он промолчал.

Его удивило, что Дирхель не возразил против этого плана, хотя не мог не осознавать его безрассудность, а молча начал собирать свои нехитрые пожитки.

Крис развила бурную деятельность. Сбегала на рынок и на оставшийся у них пласт закупила провизии в дорогу — сухари, сушеное мясо и картошку, мешочек яблок. Укладывая все это в котомку, Сильван чувствовал сосущую пустоту в груди.