– И ты?

– Мне хватает моих персонажей. По молодости лет я была влюблена, как кошка, обожглась и с тех пор перестала наделять реальных мужчин нереальными достоинствами. Кстати, вашему брату это очень нравится.

– Мне – нет.

– Поэтому мы с тобой и поладили. Но я не к этому вела. Для тебя нет разницы между нами, потому что ты ни в одну не влюблялся. В ножи – да. Хотя они друг от друга отличаются не больше – у них рукоять да лезвие. Разной формы, но и мы не под копирку сделаны. У всех разное происхождение, история… Тюнинг, в конце концов. А ножом можно как убить или ранить, так и нарезать колбасу к ужину.

– Да, ты права, – осмыслив услышанное, качнул головой Кирилл.

Именно после того диалога он стал подумывать о партнерстве с Аэлитой. Они могли бы не только встречаться на несколько часов, но и проводить вместе пару ночей в неделю. Ездить вместе в отпуск. Отмечать праздники. И, что само удивительное, завести с Аэлитой кота. Непременно немецкого рекса. Давно бы купил, да на кого оставлять животинку, когда уезжаешь? Сестре младшей подкидывать не вариант. Она так и живет в коммуналке, там сердобольные соседи накормят кота дрянью какой-нибудь, а рексы – аллергики. Чужакам же Кир тем более не доверял. Но Аэлите смог бы. Из них вообще получилась бы замечательная пара. Они и внешне хорошо смотрелись: оба были стройными, темноволосыми, сухолицыми, но при этом не похожими друг на друга.

Пока Кирилл прикидывал в уме варианты развития событий, судьба все решила за него. Аэлите подвернулся достойный мужчина, швейцарец. Немолодой, но хорошо выглядящий и бодрый. С собственным домом в Люцерне на берегу одноименного озера, обеспеченный и бездетный. И он сделал Аэлите предложение. Оказалось, она параллельно встречалась и с ним, и с Киром.

– И ты согласилась? – решил уточнить он.

– Естественно. От таких вариантов не отказываются.

– Ты же не меркантильная. Зачем тебе его дом?

– Дома я, может, и не получу. А статус резидента Евросоюза – да. Он мне не помешает. Да и хочется пожить в красивом месте, вдохновиться им. Из моего окна Каширка видна, а из его – озеро Люцерн.

– Что ж… Желаю тебе удачи!

– Спасибо, дорогой. Я тебе напишу. – И, чмокнув Кира на прощание, она упорхнула. Сначала к себе на Каширское шоссе, потом в Швейцарию.

Письмо от нее Кир получил, но всего лишь одно (а больше и не обещали). Аэлита сообщила, что вышла замуж и у нее все хорошо, а потом забыла о нем. Хан же ее до сих пор вспоминал, но без грусти, а тем более злости, с одной лишь теплотой.

* * *

Хан летал в Германию чуть ли не каждый месяц. Если не по делам, то просто погулять, посидеть в кнайпе за кружкой пива и клопсами, полакомиться шварцвальдским тортом, пропитанным ликером «киршвассер», пообщаться с немцами на отвлеченные темы. Кирилл знал язык в совершенстве, говорил почти без акцента и иногда даже думал на немецком. Был период, когда подумывал о переезде в Германию на ПМЖ, тогда-то и стал разыскивать своих родственников. Но Хайнц – распространенная фамилия, а Людвиг – не самое редкое имя. Другими сведениями о немецком дедушке он не располагал, не знал даже, в каком он году родился и где.

Кирилл был упрямым и довел бы дело до конца, если бы не передумал переезжать. Со временем он понял, что в Германию ему хочется наведываться и только. Он больше русский, чем немец…

Да и немец ли? Мать могла все выдумать. Эту мысль ему подала младшая сестра Лена.

– Она постоянно сочиняла новые биографии всем нам, – припомнила она во время очередной встречи.

Кир и Лена на похоронах матери пообещали друг другу навещать ее могилу хотя бы на Вербное воскресенье. Елизавета, объявляющая себя то язычницей, то буддисткой, то атеисткой, питала к этому празднику особый трепет. Именно его отмечали в семье. Дни рождения детей – ерунда, можно забыть об одном или нескольких. Новый год тоже ничем не примечателен, но хорош тем, что детям выдают сладкие подарки и они не просят конфет. Но Вербное воскресенье… Это чудо чудесное! Елизавета ждала его и напоминала членам семьи о том, что праздник грядет. Накануне они все шли драть вербу – в одном из соседних дворов росли ракиты. А в воскресенье Елизавета накрывала на стол, застилала его белой скатертью, пекла капустный пирог, огромный, с противень, варила компот из сухофруктов. И как будто становилась совершенно нормальной.