– И как мы дальше будем? – нарочито бодро поинтересовалась. – Думаешь сделать из меня домохозяйку?

– Я сам неплохо справляюсь с домашним хозяйством.

Он сел рядом, а я только тут заметила, что он и себе сделал чай. Точно такой же, как и мне.

– Этот чай же так не пьют, – заглянула я в его чашку. Он промолчал, наградив меня хмурым взглядом. Видимо, теперь он пьет так. – Ты не сможешь со мной жить, Давид.

– Я просил тебя заткнуться на сегодня, – беззлобно напомнил он, берясь за ручку кружки.

И что-то подсказало, что он уже перетек в ипостась того глухого оборотня, с которым я встретилась сегодня. И снова этому способствовала я. Его куртка вдруг показалась неуютной, хотя до этого момента я и не помнила, что сижу в ней.

– В ванную пойдешь? – пристально посмотрел он на меня.

И будто не про ванную спрашивал, а уже совсем про другое. Хотя что тут спрашивать? Я помню, каким голодным он может быть. Но год назад он был чертовски занятым начальником участка. А теперь – год сплошного голода. Уснуть мне сегодня он не даст. Скорее, уложит в обморок.

– Пойду. Хочу тебя смыть.

– Слав, ну почему ты не умеешь быть пушистой и покладистой? – рывком поднялся он. – Иногда это был бы кстати. Всем стало бы легче.

Мое время трепать ему нервы кончилось. Давид забрал недопитый бокал, поставил меня на ноги и дернул пояс своей куртки, который я успела завязать узлом.

– Удобная. Дашь еще поносить? – прошептала и прикрыла глаза, когда он стащил ее с меня.

– Не дам. – Он взялся за молнию джинсов, но уже не с таким голодом и злостью. Сел на мой стул и притянул меня к себе, спуская штаны до самого низа. Я послушно переступила их. Белье было влажным после первого раза, и прохладный воздух неприятно лизнул узкую полоску кружева между ног, но Давид избавился и от него, оставив меня голой.

– И дальше что? Мыть полы? – шепнула я, дрожа, но упрямо усмехаясь: – Сосать?

– Пожалуй, второе заставило бы тебя замолчать надежней, – нахмурился он, глядя на меня снизу так, что и правда захотелось опуститься перед ним на колени и унизиться до конца. Но он унизил гораздо эффектней: – От тебя прет чужим мужиком. Кто он?

– А я разве не сказала? – наиграно удивилась, одновременно пытаясь сглотнуть унижение. – Я замуж выхожу. Маменька все устроила. Ты бы его видел! Красавец, богат, известен…

Дослушивать он не стал. Поднялся рывком, сцапал снова за шею и повел перед собой в сторону ванной, вынуждая встать на носочки. Там заставил опуститься на колени на коврике, злобно рыча:

– Еще одно слово – наложу обет молчания. Сможешь только стонать и кричать.

Я сжалась в комок, пока он раздевался и включал воду. Послушно встала, когда подхватил под руку, а потом и на руки. Короткие мгновения в его руках быстро сменились на холод кафеля и мощный поток воды, в который он меня втолкнул. Я отплевывалась, упираясь лбом в стекло, пока озверевший ведьмак натирал меня мочалкой до боли.

– Больно! – хрипло выдохнула на его нажим между лопаток, нарушая запрет.

Давид смягчил гнев, но следом напугал, рывком отдирая меня от стекла и прижимая к себе. Руки заскользили по коже быстро, жадно, подчиняюще. Мочалка исчезла, и его ладонь легла на голую грудь, сжимая и задевая кончиками пальцев чувствительные вершинки. Вторую руку он убрал от горла и по-хозяйски запустил между ног, вынуждая дернуться и сильней вжаться в его бедра. Я едва успела выставить руки и упереться в стенку, прежде чем он вошел в меня, и ноги подкосились.

Я искала его в других мужчинах. Сначала. Безжалостно игралась с чужими чувствами, не подпуская никого ближе, чем был он. Никто не мог с ним сравниться. Меня не устраивал ни голос, ни запах, ни чужой взгляд. Чертов оборотень не просто залез под кожу… Он сделал со мной что-то, что обезоружило, выбило почву из-под ног…