Он сидит на кожаном диване, закинув ногу на ногу. Его голова запрокинута на спинку, а руки раскинуты в стороны. На нем надет строгий черный костюм, лакированные туфли, темные носки, белая рубашка. Я даже подмечаю носовой платочек в кармане, осматривая его образ до деталей.

— Доброе утро.

Я не сразу понимаю, что мужчина уже поднял голову и смотрит на меня. Перевожу взгляд на его лицо, киваю и говорю:

— Доброе.

— Идем.

Он плавно поднимается с дивана и направляется ко мне. Огибает небольшой журнальный столик и подходит ближе. Движением руки пропускает меня вперед и следует сзади. Я кожей чувствую его близкое присутствие и уверенные медленные шаги, хотя он передвигается так, что это едва слышно.

Мы, как и вчера, садимся за стол, ждем, пока нам принесут завтрак, и в полнейшем молчании приступаем к его поглощению. Мои руки нервно подрагивают, от чего вилки стучат о тарелку. Я не могу взять себя в руки, потому что со вчерашнего дня нет никакой ясности. Я совершенно не знаю, что этому мужчине от меня нужно и как именно я могу отработать три миллиона долларов.

— Ешь, Вика, — спокойно говорит Ахмед, замечая, что я едва ковыряю вилкой еду. — Тебе предстоит сегодня много дел, — замечает он, заставляя меня замереть и уставится на него. — После завтрака я представлю тебе водителя. Он отвезет тебя вначале в больницу, а после по магазинам. Ты должна выглядеть подобающе. Красивая одежда, обувь, дорогое белье, ни в чем себе не отказывай и не думай о деньгах, за тебя все заплатят.

— Я не понимаю, — растерянно произношу.

— Тебе и не нужно, — произносит он. — Достаточно того, что я говорю тебе сделать это.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Какие указания будут потом?

— Спа-салон, салон красоты, ты записана везде. Не думаю, что тебе хватит сегодняшнего дня, поэтому часть процедур, при необходимости, перенесется на завтра.

— Но, — я замолкаю, вспоминая, что не должна перечить.

— Слушаю, Вика. Есть возражения?

— Нет, но… я хотела бы знать, зачем это? 

— Ты живешь в моем доме, Вика. Я не знаю, как твой отец, а я просто не могу позволить тебе ходить в обносках. Ты должна соответствовать мне, уметь поддержать разговор. Ко мне часто приходят гости, и я не намерен прятать тебя в комнате, закрывая ту на ключ. Ты должна будешь присутствовать среди нас, говорить с гостями, возможно даже быть частью развлекательной программы, — он отправляет кусок омлета в рот и тщательно его пережевывает.

— Что значит частью развлекательной программы? Мне придется петь, танцевать, жонглировать ножами? — не сдерживаюсь от язвительного тона.

— Ничего из этого, достаточно одного твоего присутствия.

Я лишь киваю и с трудом заканчиваю свой завтрак. На ближайшую неделю моя жизнь предрешена, я буду заниматься с репетитором, который научит меня красиво говорить, одеваться, посещу больницу, а еще полностью изменю свою внешность. Как к этому относится? Я пока не знаю, но все это однозначно гораздо лучше того, что могло бы быть в принципе.

Лучше того, что было со мной, когда я жила с отцом. Единственное, что меня пугает: неизвестность. Я не знаю, зачем все это. И мне было бы гораздо проще и спокойнее, если бы Ахмед просто закрыл меня в комнате и не выпускал оттуда, чем приглашал бы на ужины и приемы. Это пугает до ужаса, потому что это означает, что меня будут знать, как его спутницу, возможно, девушку, или даже жену.

Стараюсь отогнать от себя подобные мысли. Ну какая жена, в самом деле? Я ведь совершенно не подхожу этому мужчине. Я простая девушка, он явно бизнесмен, хотя еще вчера мне показалось, что он, по меньшей мере, занимается чем-то нелегальным и незаконным. Уж слишком пугающе он выглядел.