— А в чем же тогда? — насмешливо произнес Первый.

— Я нашел твой мизинец, — как бы невзначай заметил Эрвин, внимательно глянув на черную колышущуюся тень. — И тех, кто похитил твои сокровища.

— И где же он?! — нетерпеливо завертелся Первый.

— Он был в руках той самой девчонки, которую мне якобы предназначили в жертву, — многозначительно ответил Эрвин. — Но ты ее не чувствуешь, не так ли?

Первый затих.

— Вот и я не почувствовал, — подытожил Эрвин, рассматривая красивые блики, играющие на поверхности янтарной жидкости. — Она держала его в руках, Первый. Она знала о его свойствах, но легко с ним рассталась. Твоя сила не проросла в ней, не испачкала ее души ни алчностью, ни хитростью, ни жестокостью. И моя сила… тоже. Я держал ее в руках, я касался ее души своей магией, и все равно она могла мне сопротивляться. У нее словно есть защита.

— Думаешь, защита? — подозрительно произнес Первый. — А может, она Помеченная?

Эрвин рассеянно пожал плечами. В его памяти всплыл образ перепуганной Элизы, ее запах, и ее слабое, но уверенное «нет»!

— Вот и я этого не знаю. Мне нужно посмотреть на нее. Почувствовать.

Первый мерзко захихикал.

— Разве ты не трогал ее? — гадко и пошло спросил он. — Я знаю, ты ее касался!

Казалось, на миг в камине пламя взметнулось выше, с гудением промчалось по трубе, синие глаза Эрвина вспыхнули ненавистью.

— Это не твое дело, — хрипнул он. — Если она Помеченная, то это моя добыча. И ты получишь свою долю только тогда, когда я возьму свое!

— Какой грозный, — усмехнулся Первый. — Еще скажи, что ее запах свел тебя с ума после стольких лет покоя!.. Впрочем, это твое дело. У меня теперь заботы поважнее есть. У кого, говоришь, ты нашел мой палец?

— У самого богатого семейства города, разумеется,— усмехаясь, ответил Эрвин.

— И у них мой сундук, или один палец? — допытывался Первый.

— Откуда же мне знать, — усмехнулся Эрвин. — Может, ты сам пойдешь проверишь?

Первый промолчал, но в его молчании было слишком много чувств.

— А ты не мог бы, — приторно—сладким голосом, после надолго затянувшейся паузы, заискивая, попросил Первый, — дать мне немного силы?..

— А сам не можешь разве? — невинно поинтересовался Эрвин, поблескивая смеющимися глазами. Черная тень, висящая перед ним, затряслась от злобы, завыла тоскливым голосом призрака, заблудившегося на болоте.

— Проклятый тщеславный ублюдок! — провыл Первый в муке и тоске. — Неужто нельзя обойтись без того, чтоб у тебя выпрашивали, чтобы тебя умоляли?! Так нужно унижать меня?!

— В этом мире, — посмеиваясь ответил Эрвин, — прав только сильный. Если не можешь взять сам — проси, и посмирнее! Ты, кажется, забыл, что именно мне ты обязан тем, что сейчас можешь существовать в этом мире. За то, что так непочтителен ко мне, быть тебе собакой, — Эрвин звонко щелкнул пальцами, и перед ним, цокая когтями по паркетному полу, заскакал яростный лоснящийся остроухий доберман в ошейнике с синими сапфирами.

— Но смотри мне! Только попробуй, тронь мою девчонку, — голос Эрвина тоже превратился в страшный стон злобного духа, его красивая ладонь стала в черной когтистой лапой. Подцепив собаку за ошейник, Эрвин подтянул ее к себе, к своим прекрасным и страшным глазам поближе. — Я вытряхну из тебя остатки жизни. И сделаю это самым ужасным способом, какой только придумаю. Ясно?

Собака жалобно скулила в его руке, часто дыша горячей пастью.

— Пошел прочь, — Эрвин брезгливо оттолкнул Первого от себя. — Надеюсь, ты сможешь раздобыть себе немного крови, чтобы вернуть себе хоть какое—то подобие самого себя…