Баронесса остановилась, чтобы прикурить новую сигарету от предыдущей, потом подняла глаза к небу. Там кружились перелетные птицы – Бивен был слишком далеко, чтобы различить, какие именно, но склонялся к тому, что это аисты. Их парящий концентрическими кругами полет трудно с чем-то спутать.

– Вы знаете, когда они посыплются нам на головы? – спросила Минна, проследив за его взглядом.

– О чем вы говорите?

– О бомбах.

– Я в самом низу служебной лестницы. И новости узнаю вместе со всеми.

– Но должны же ходить слухи. Никто в точности не знает, какое решение принял фюрер.

Последовало молчание. Золото. Птицы. Восточный профиль…

– Вы знаете психоаналитика по имени Симон Краус?

– Очень хорошо. Мы вместе учились в университете.

– Что вы о нем думаете?

– Он гений.

Ответ подействовал ему на нервы.

– А что еще?

– И настоящая сволочь.

– Он вас обидел?

Минна улыбнулась – в ее улыбке сквозили долгие века аристократического превосходства. Бивену захотелось влепить ей пощечину.

– Вовсе нет. Но когда человек так одарен, как он, у него нет права растрачивать свой талант, став психоаналитиком всяких дамочек. Однако себя не переделаешь: он жиголо и к тому же прохвост. В свое время он изготавливал амфетамины, которые продавал другим студентам.

Выпустив большой клуб дыма, она мечтательно продолжила:

– Симон Краус… Я, когда прочла его диссертацию, испытала настоящий шок. Никогда не читала столь блестящего и так хорошо написанного текста…

В Бивене нарастало раздражение: ему была невыносима мысль, что этот прилизанный коротышка на самом деле великий ум.

– А его диссертация, – выдавил он, – о чем она?

– О сне и сновидениях. В своем психоаналитическом подходе Краус использует онейрический анализ.

Опять непонятные слова…

– А вы? – повинуясь внезапному порыву, спросил он. – О чем была ваша диссертация?

– Об убийцах-рецидивистах.

– Простите?

– Я работала над связью между экспертами-психиатрами и компульсивными убийцами.

– Вы хотите сказать… убийцами-немцами?

– Ну да. Теми, кто действовал в последние десятилетия. Петер Кюртен. Фриц Хаарман. Карл Денке. Эрнст Вагнер[49]. И еще несколько других, менее известных. – Она по-девчоночьи хихикнула. – В то время я чуть ли не жила в тюрьмах.

Бивен отложил эту информацию в закрома мозга. Кто знает? Минна фон Хассель может однажды оказаться ему полезна. В любом случае она куда лучше его разбирается в возможных мотивах потрошителя…

– А как давно была написана ваша диссертация?

– Боюсь, больше десяти лет назад.

– Когда вы проводили свои исследования, вам не встречался тип, который коллекционировал бы обувь своих жертв?

– Нет. Даже не слышала о таком. А что?

Бивен не ответил. Хоть он и был в штатском, но чувствовал себя одеревенелым, как столб.

– Это тайна гестапо? – продолжала настаивать она.

Он глянул на нее, попытавшись улыбнуться, но губы, чуть вздрогнув, застыли. В глубине души ей было плевать и на выражение его физиономии, и на него самого, тупую скотину и нацистскую сволочь.

– Хватит задираться, – примирительно сказал он. – Мы здесь на нейтральной полосе.

– Вы правы. Прошу меня простить.

Минна уже привела их по тропинке обратно. Время, которое она могла ему уделить, закончилось.

Когда он снова увидел кирпичные развалины психбольницы, его покинуло всякое вдохновение, необходимое для поддержания разговора, – оно и так-то дышало на ладан. Говорун – это точно не про него. Не всем же быть как Симон Краус.

Они расстались в молчании у пыльного портика ворот под рокот уже заведенного мотора «мерседеса». Наступила ночь.

Глядя, как она идет через огород в наброшенной на плечи куртке вроде тех, которые наверняка носил Дэви Крокетт