Она выглядела такой удовлетворенной, когда говорила это.

– Так пойдем, сделаем это. – Он медленно поднялся, потянулся и обнял ее за плечи. – Мы можем поесть, когда вернемся.

Кассия знала, что это означает. В одиннадцать, а может в двенадцать часов. Сначала они погуляют, потом встретят друзей и остановятся поболтать с ними на улице. Стемнеет, и они пойдут к кому-нибудь в студию, чтобы Марк мог увидеть, как продвигаются дела с последней работой у его друга, и в конце концов студия заполнится людьми, так что все отправятся в «Партридж» за вином. А потом, неожиданно, все страшно проголодаются, и Кассия будет готовить феттучини на девять человек. И будут свечи, музыка, смех, звон гитары. Кли, Руссо, Кассат и Полок оживут в этой комнате, где их имена будут упоминаться постоянно. Наверное, Париж был таким во времена импрессионистов. Ненавидимые изгои из классического мира, они объединятся и создадут свой мир, чтобы помогать друг другу, вселять надежду и мужество, пока в один прекрасный день кто-то не обнаружит, не сделает их знаменитыми и не предложит им икру вместо шоколадного печенья. На самом деле Кассия не хотела бы, чтобы так произошло. Ради них же Кассия надеялась, что они никогда не откажутся от феттучини и пыльных полов в их студиях и волшебных ночей. Потому что им придется поменять это на смокинги, жалкие улыбки и печальные глаза. Они будут обедать в «21», танцевать в «Эль-Марокко» и скучать на вечеринках в небольших квартирах.

Но Парк-авеню далеко от Сохо. Между ними целая галактика. И воздух сегодня точно пропитан последними днями лета, а ночь заполнена улыбками.

– Куда ты собираешься, любовь моя?

– Мне нужно заехать кое-куда по делам.

– Увидимся позже. – Он не обратил внимания на нее, сосредоточившись на гуаши.

Она чмокнула его в затылок, проходя мимо, и оглядела комнату быстрым взглядом. Она терпеть не могла уезжать домой. Ей казалось, что она никогда не найдет дорогу назад. Как будто кто-то в ее окружении обнаружит, куда она пропадает, и приложит все усилия, чтобы она больше сюда не приезжала. Эта мысль приводила ее в ужас. Ей необходимо возвращаться сюда, ей необходим Сохо, и Марк, и все, чем они живут. Глупо, на самом деле. Кто может остановить ее? Эдвард? Тень ее отца? Но это абсурд. Ей двадцать девять лет. И тем не менее каждый раз, когда она покидает Сохо, она чувствует, точно пересекает границу вражеских владений, перебегает за «железный занавес», на опасную территорию. Забавные мысли. И небрежное отношение Марка к ее появлениям и исчезновениям дает ей возможность существовать в двух мирах. Она рассмеялась, легко сбегая вниз по лестнице.

Стояло яркое солнечное утро. Выход из метро находился всего в трех кварталах от ее квартиры. Дорога между Семьдесят четвертой улицей и Лексингтон-авеню была оживленной. Медицинские сестры из Ленокс-Хилл спешили на обед, полуденные покупатели выглядели раздраженными, машины сигналили непрерывно. Здесь все было быстрее, громче, темнее, грязнее.

Швейцар открыл ей дверь и прикоснулся к своей фуражке. Для нее хранили розы в холодильнике, специально приобретенном владельцами для подобных случаев. Спаси господи, если цветы завянут, пока мадам будет в парикмахерской. Или в Сохо. Обычная белая коробка от Уита.

Кассия посмотрела на часы и быстро рассчитала время. Ей нужно сделать несколько звонков в надежде получить секретные сведения для колонки Мартина Холлама. И у нее уже готова статья, которую нужно было прочитать по телефону своему агенту. Потом быстрая ванна, и собрание по поводу бала для больных артритом. Первое собрание в году, и хорошая новость для Мартина Холлама. К пяти часам она сможет вернуться в Сохо, быстро остановится у Фиореллы купить продукты, и у нее еще останется время для вечерней прогулки с Марком. Отлично.