— Ты был ведущим альданцев в том, последнем сражении, — выдохнула я.

— А ты не знала? Как интересно… Хотя, это объяснимо. Видишь ли, по условиям мирного договора между нашими странами ты обязана вернуть меня моим соотечественникам. Я требую этого прямо сейчас.

Пузо. Надеюсь, ты там чем-то подавишься.

— Извини, парень, — сказала я сухо. — Вопрос не ко мне. Не мой уровень решений и всё в этом роде. И вообще, ты прикончил слишком много моих товарищей, чтобы качать права. Извини.

Он насмешливо улыбнулся:

— Только не говори, что не слышала о том, что на войне убивают.

— Хорошо провести время, — бросила я и пошла прочь.

Держать спину прямо и чеканить шаг со сломанными рёбрами — сложный фокус.

Но я правда старалась.

*

— Об этом я и говорю: паршиво сделано. Ваши генные инженеры зря едят свой паёк. У тебя очень низкая регенерация. Как минимум — для боевой модели.

Я вдохнула, выдохнула и медленно натянула комбез для сна, скрывая жёлто-синие полосы на груди, оставленные ремнём безопасности. Потом подняла взгляд, рассматривая чёрную красноглазую тень.

Он бы напал, если бы имел возможность. Если чешет языком — значит, напасть не может. Смущаться, что он видел меня голой? Спасибо, как-нибудь в другой раз.

— Нейролептики перестали действовать? — уточнила спокойно.

— И это тоже, — я не могла этого видеть, но была уверена, что на губах его играет та самая неприятная улыбка. — Но в прошлый раз они подействовали потому, что я был не в форме. Сейчас всё иначе, и мы не закончили наш разговор.

— Мы закончили, — ответила я сухо.

— Думаешь? — он исчез, чтобы через мгновение возникнуть прямо передо мной. Я не вздрогнула, но один Космос знает, чего мне это стоило. — Ты собралась поспать, так? Это понятно: твоему несовершенному телу надо спать часто. Недостаток конструкции. И вот что я тебе скажу: есть такая разновидность пытки — депривация сна. Тебе приходилось за этим наблюдать? Думаю, всё же нет. Ты — пилот, так? Но я, в силу моих обстоятельств, порой принимал участие в… скажем так, расспросах. И эту технику тоже приходилось применять — в самых сложных случаях. Так что позволь я тебе расскажу.

Он присел рядом со мной и провёл ладонью над моими волосами в жутковатой пародии на ласку.

— Сначала они становятся сонными, рассеянными, раздражительными, их реакция снижается, а ментальные барьеры слабеют. Чаще всего я мог забраться к ним в голову уже на этом этапе, и дальнейшее не требовалось. Тем не менее, попадались и более тяжёлые случаи. Ты, боюсь, имеешь все шансы стать одним из таких… Так вот, потом наступала фаза гипомании. Смех, маниакальная активность, дрожь в конечностях, иногда — галлюцинации… Потом начинается поражение мозга и разлад всего организма. Тошнота, рвота, психоз, расстройство желудка и много чего ещё интересного. Потом наступает полное безумие и очень неприятная смерть... Хочешь попробовать? Я могу обеспечить, коль скоро ты закрыта в этой посудине, плавающей посреди космоса, со мной.

Отлично. Просто сказка.

— Не особенно хочу, но, видимо, придётся, — ответила я ровно. — Либо, возможно, я просто привыкну к твоему трёпу и начну воспринимать его, как колыбельную. Ты ведь больше ничего не можешь, кроме как трепаться. Я права?

Он хмыкнул:

— Я ещё смогу тебя удивить… Но это совсем необязательно. Мы могли бы договориться.

— Это вряд ли.

— Это в наших общих интересах.

— Сильно сомневаюсь.

— Значит, ты хочешь новой войны? Дело твоё, конечно…

— Новая война? Из-за тебя? — я скривилась и откинулась на подушку. — Парень, тебе надо что-то делать с чувством собственной важности.