– Ммм… вкусно! – воскликнула она и принялась уплетать всё, что лежало на тарелке. А потом резко остановилась, потому что Кент, подперев рукой бородатый подбородок, уставился на неё. – Чего так смотришь?

– Не брезгуешь завтракать с грязным и вонючим бомжом. Не боишься оставаться с ним одна, – он метнул взгляд в сторону вольера для ротвейлеров, – зная, что он вор. Ты нормальная?

Сандра застыла от изумления, а когда пришла в себя, Кент смеялся.

– Такое лицо надо на развороты помещать.

– Издевайся. Я просто проявляю человечность, потому что вижу, что ты не опасный. И не надо меня пугать.

– Я же суринамская фонарница, только видом пугаю.

– Ты опять про бабочку-крокодила?

– Угу. У неё бошка гигантская и вздувшаяся, размером почти с тело. Такое чудо увидеть надо хоть раз в жизни. Она когда сидит, похожа на миниатюрного крокодильчика. Голова помогает отпугивать хищников и туристов: мясоеды принимают голову фонарницы за змей, а люди просто в страхе бегут от этого нечто. А ещё у неё на крыльях огромные рисунки в виде глаз.

– Любопытно. Ты видел такую бабочку?

– И не раз. Котелок у неё что надо.

– Наверное, она умнее всех бабочек в мире.

– А вот и нет. В этой арахисовой голове она совсем не держит огромными развитый интеллект, способный хранить терабайты информации. Эта хреновина у неё пуста, как мой карман. А знаешь, для чего ей такая голова?

– Чтобы пугать хищников и туристов.

– Это разумеется. Но ещё своей башкой насекомое что есть мочи бьётся о деревья, чтобы общаться. Звук, резонируя по пустой маковке, выходит достаточно гулкий и громкий.

Сандра заслушалась. Она незаметно съела омлет, и теперь медленно пила чай, подперев одну щёку ладошкой.

– Что ещё могут эти летающие крокодилы? – спросила она, желая, чтобы Кент продолжал.

– Такая букашка соединяет сердца, аки южноамериканский Купидон.

– О, с этого места поподробнее.