Мне кажется, что в этот рассказ были включены все люди, с которыми рассказчик когда-либо был знаком, которых когда-либо встречал, о которых когда-либо слышал. Их там были целые сотни. Через каждые пять секунд он вводил в повествование свежую партию действующих лиц, а с ними – новехонький, с иголочки, набор событий.

Это был примерно такой рассказ:

– Ну, и тогда мой дядя вышел в сад и взял свое ружье, но, разумеется, его там не оказалось, а Скроггинз сказал, что он в это не верит.

– Во что не верит? Какой Скроггинз?

– Скроггинз! Да ведь он же был тот второй человек, это была его жена.

– Какая жена? При чем еще она тут?

– Господи, я же вам рассказываю. Это она нашла шляпу. Она приехала в Лондон со своей кузиной – ее кузина приходится мне золовкой, а вторая племянница вышла замуж за человека по фамилии Эванс, а Эванс, когда все было кончено, занес ящик к мистеру Джейкобсу, потому что отец Джейкобса видел этого человека, когда он был жив, а когда он умер, Джозеф…

– Послушайте, оставьте в покое Эванса и ящик. Что произошло с вашим дядюшкой и ружьем?

– С ружьем? С каким ружьем?

– Да с тем ружьем, которое ваш дядя всегда хранил в саду и которого там не оказалось. Что он с ним сделал? Застрелил, что ли, из него кого-нибудь из этих людей – Джейкобсов, или Эвансов, или Скроггинзов, или Джозефсов? Потому что если так, то это было хорошее и полезное дело и мы будем рады о нем услышать.

– Нет, что вы! Как он мог? Его ведь живьем замуровали в стену, и когда Эдуард Четвертый заговорил с аббатом на эту тему, моя сестра сказала, что при ее состоянии здоровья она не может и не хочет, потому что это угрожает жизни ребенка. Они окрестили его Хорейшио в память о ее собственном сыне, который был убит при Ватерлоо до того, как родился, и сам лорд Нэпир сказал…

– Послушайте, вы знаете, о чем вы говорите? – спросили мы его в этом месте.

Он сказал, что нет, но зато он знает, что в этом рассказе каждое слово – правда, потому что его тетушка сама это видела. Здесь мы накрыли его скатертью, и он уснул.

И тогда рассказал свою историю дядюшка.

Дядюшка сказал, что это – доподлинная история. Она называлась –

– Я не хочу вас пугать, – начал дядя необыкновенно внушительным, чтобы не сказать замогильным, голосом, – и, если вы предпочитаете, чтобы я не упоминал об этом, я не буду, но факт остается фактом: в этом самом доме, где мы сейчас сидим, есть привидения.

– Что вы говорите! – воскликнул мистер Кумбз.

– Какой смысл спрашивать, что я говорю, когда вы слышали, что я сказал? – заметил дядя слегка обиженным тоном. – Я говорю вам: в доме есть привидения. Регулярно в канун Рождества в Голубой комнате (так в дядином доме называют комнату рядом с детской) появляется дух одного грешника, который когда-то в сочельник убил куском угля человека – из тех, что славят Христа на улице.

– Как он это сделал? – спросил мистер Кумбз с нескрываемым интересом. – Это трудно?

– Я не знаю, как он это сделал, – ответил мой дядя, – он не открыл своего приема. Тот человек расположился как раз напротив парадной двери и запел рождественскую балладу. Предполагают, что в момент, когда он разинул рот, чтобы взять си-бемоль, кусок угля, брошенный грешником из окна, влетел ему в глотку, застрял там и задушил его.

– М-да, тут нужна меткость, но попробовать, безусловно, стоит, – задумчиво пробормотал мистер Кумбз.

– Но, увы, это было не единственное его преступление, – прибавил мой дядя. – До этого он убил корнетиста.

– Не может быть! Неужели это установлено? – воскликнул мистер Кумбз.