Давненько это было, давненько... А до сих пор, как вспомнит господин Бажен науку эту, так и усмехнётся, на свой винный погреб с лучшими винами империи и не только империи, глядючи. Кто знает, вдруг да завернут к нему когда гости дорогие, вдруг да завернут...

Дааа, вот как в жизни-то получается, чужие люди всё знают о даре редком господина Бажена, вернее, всё же почти всё, а вот жена его милая, госпожа Мирослава, знать ничего не знает и ведать не ведает. Да и незачем нежной госпоже такие вещи знать. Не хватало ещё, чтобы она бояться начала господина Бажена, своего мужа милого, во всём ей покорного…

11. глава 11

Элеонора.

-Вставай, Эли! Вставай же ты скорее! Её сиятельство встречать!

-Гальян, ну ты иди, встречай, конечно, а я всю ночь не спала, за девульками следила. У меня сейчас работоспособность всё равно на нуле.

-Как же ты мудрёно выражаешься, Эли! Слово какое-то рабост… рабсо…

-Забей, Гальян. Ты иди, встречай, а то её сиятельство на тебя обидится. Тебя-то она знает, а меня нет, ей по фиг будет, стоит там какая-то незнакомая служанка или нет. Беги, дай поспать наконец!

Вообще, мне эта ситуация уже начинает напоминать отрывок из старого советского фильма «Двенадцать стульев». Про то, как Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым жили в общежитии в комнате студента медика, друга Коли, который друг Остапа.

Так вот, там был один персонаж за стенкой. Который время от времени очень смешно подвывал: «Да дайте же, наконец, поспать!» Вот и я скоро так же буду тут выть на Луну, в смысле, на Гальянку.

Ох, ну слава Создателю, унеслась Гальянка эта.

И потом. Как это я неприбранная, как здесь выражаются, выйду, что называется, в свет. Ведь мамашу графскую встречать, наверное, не только же прислуга выйдет. И тут я в виде абсолютно никаком, с синяками под глазами, в басике не освежённая, Диориссимо не побрызганная и даже толком не причёсанная.

Нет, нет и ещё раз нет. Это наш окончательный ответ Чемберлену. Местному.

Но в это утро всё было не на моей стороне. Не успела я свою больную головушку к ставшей уже родной подушке прислонить, решив, что да чёрт с ними со всеми и по фиг, как я выгляжу. Всё равно меня кое-кто в упор не видит. Посплю я лучше, может, хоть голова пройдёт.

Так вот, не успела я свою просто раскалывающуюся, как и всегда после слёз, головушку повторно донести уже таки до вожделенной подушки, как практически у самой двери в наши с Гальянкой покои послышался громкий и довольно-таки скандальный голосок всё той же Гальянки, на кого-то очень так по-нагленькому кричащей.

Не, ну сколько можно-то, в самом деле, а? Злость уже прямо берёт, честное слово.

И такая злость меня взяла, что подхватила эта злость меня на своих крылышках злобных и вынесла в одной ночнушке аккурат в коридор, где я и объяснила Гальянке прямым текстом на чистом русском нецензурном языке, что я думаю по поводу ранних подъёмов в этом замке, шуме по утрам в оном, и о погоде за окном в целом…

Если же передать мою речь кратко, то я просто несколько громко попросила: «Да дайте же, наконец, поспать!!!» Ну, и дальше все буквы алфавита, начиная с буквы ё. Правда, в самом конце моего краткого, но эмоционального монолога, буквально на последнем восклицательном знаке я этим самым последним восклицательным знаком в натуре поперхнулась.

Посему как вдруг увидела несколько больше благодарных слушателей, нежели рассчитывала. Причём на всех на них как на одного, похоже, употреблённые мною выражения и обороты речи произвели поистине неизгладимое впечатление.

Хотя Инка Телегина мной просто гордилась бы. Так и слышу, как из другого мира и, возможно, даже времени доносится её такой родной слегка скрипучий голосок: «Да пошли ты их всех, мать…».