Секлетия неумолима, я уже у нее по поводу твоего лифа была четыре раза. Неделю целую она хворала, теперь же она его уже, наверное, послала, завтра узнаю. Какие пуговицы нужно для костюма? Напиши, когда приедешь в Москву, нужно, чтобы Маша была дома.

Не могу больше писать, прощай. Маша

>Датируется по сопоставлению с письмами М.П. к О.Л. от 11 и 28 марта.

Милая Оля, исполнить твою просьбу насчет денег я не могла. От Антоши не получила еще распоряжений и, вероятно, не успею получить[239]. Прежде бывало, когда Вл. Ив. говорил мне, что нужно взять деньги из театра, я брала их и на время клала на текущий счет на свое имя, впредь до резолюций твоего супруга. Теперь же, если я их возьму, что я буду с ними делать? Везти их в Ялту неудобно и страшно – вероятно, деньги большие[240]. Я думаю, что можно сделать гораздо проще. Если деньги нужны в Ялте, то Зоткин[241] может послать их переводом через казначейство. Мне кажется, недурно было бы их оставить в Москве, хотя часть, так как предстоят платежи разные в мае. Ты, пожалуйста, не думай, что я не хочу для тебя этого сделать, я просто не знаю, как мне теперь сделать.

Ну как прошли «Мещане»?[242] Послала за газетами, но уже все вышли, только «Новое время» Маша принесла. Сегодня я обедала у Фейгина[243], он говорит, что везде хвалят. Слава Богу!

Я очень устала, рада, что еду. Ты, говорят, веселишься. Правда? Получила ли лиф? С Секлетией трудно иметь дело, да и живет на куличках. Готового лифа я не видела. M-me Фейгина рекомендует домашнюю портниху на осень. Шьет дома, но берет поштучно и очень дешево.

Ну, будь здорова, целую тебя и буду ждать в Ялте. Твоя Маша

>Год по содержанию.

Милая моя Маша, ты ведь не сердишься, что не пишу тебе? Мне очень трудно – пишу, лежа на спине[244]. Просила Антона все передавать тебе. Пишу ему и маме, а больше трудно.

Скажу тебе одно, что страдаю я сильно и физически, и нравственно. Я очень убивалась, что из Андрюшки[245] ничего не вышло, ругала себя сильно. Плакала неистово и сейчас все реву, и от адской боли, и от тоски. Только Антону не говори этого. Как это ужасно, что все это случилось не дома. Я даже не поняла, что со мной произошло – я была совершенно одна. Потом, первый раз в жизни имела дело с двумя целыми докторами. Какой это ужас – исследование! Что со мной делалось! Затем на носилках в больницу, без единой близкой души, неизвестность, ужасное ощущение хлороформа, операция в 12 ч. ночи, тяжелое пробуждение, все тело больное, нервы растрепаны. Потом открылось воспаление левого яичника – боли ужасные, и до сих пор страдаю сильно. Даже порывалась вызвать тебя телеграммой, да жалко тебя стало, ты устала и стремилась в Ялту. А так хотела иметь тебя около себя![246] Я ведь совсем одна, хотя вся труппа окружает меня самыми нежными заботами и вниманием.

Ну, устала. Не могу больше. Все расскажу. Не знаю, когда отпустят. Сидеть еще не могу. Тоскливо до ужаса[247]. Целую. Ольга

>Год по содержанию.

Жир-то, знать, с тебя не весь сошел, что ты бесишься, невестка-лежебока![248] Вставай скорей да зарабатывай деньги для мужа и его сестры-калеки. У меня моя култышка в непоказном месте увеличилась, покраснела, и уже трудно ходить. Не миновать, должно быть, операции. Подожду еще два дня и поеду на станцию Голицино к знакомой врачихе. Может быть, тебе на радость, и помру и рычать совсем перестану. Не шутя – мне это очень тяжело и главное некогда.