Ласкает так утонченно, опытно, уверенно и смотрит мне в глаза. Моя грудь не обнажена, он ее не трогает руками, как и обещал, и в то же время от этой безумной ласки меня всю выгибает, низ живота опаляет диким жаром. Все как будто наливается, тяжелеет. Между нижними губами дергается и дрожит какая-то предательски пульсирующая точка. И хочется сильно сжать колени и бедра, чтобы унять эту пульсацию. Коснуться этой точки. Сдавить ее. Растереть. О, как же сильно мне этого хочется, и по взгляду Сальваторе я понимаю, что он знает об этом.

Сальва убрал колосок от моей груди, снова повел вверх к шее, обвел мои губы, скользнул им ко мне в рот.

– Попробуй на вкус… сладкий, как ты.

Шумно выдохнул, когда я облизала цветок и обхватила его губами, медленно забрал и взял его в свой рот, провел языком по лепесткам. От этого зрелища перехватило дыхание, захотелось застонать. Я не могла оторваться от этого порочного языка, трогающего нежные лепестки, проникающего между ними. Захватывающего бутон в рот. Как же это грязно и…завораживающе. Соски тут же сильно заныли, как будто я ощутила на них его губы. Сомкнувшиеся вокруг моих бутонов. В ответ на мои мысли они вытянулись и начали пощипывать от адского желания оказаться на месте цветка. До безумия хотелось… чтобы он их точно так же. Этими своими губами. О Боже… это так ужасно, что я об этом думаю. 

Засмотрелась и охнула от неожиданности, когда Сальва задрал мою юбку до пояса, а он тут же накрыл мой рот своим, так сильно и жадно, что мы оба застонали. Удерживает за волосы, а сам тянет трусики вниз, к щиколоткам. Засопротивлялась, начала отталкивать. Отпрянула назад, тяжело дыша, сгорая от стыда.

– Ты обещал, – почти со слезами, – обещал не трогать.

– Не трону, – выдохом мне в губы, и снова лаская их своими губами, скользя языком по моему языку. И мне хочется ему верить… но он стягивает трусики и толкает мою ногу в сторону, – тссс… не трону, Вереск… руками… собой не трону. Клянусь. Просить будешь – не трону.

 – Не буду, – упрямо, глядя в его глаза.

– Будешь, – уверенно, с усмешкой.

По внутренней стороне бедра скользит кончик колоска, вызывая множество острых, колючих мурашек. Голая плоть пульсирует и сжимается от прохлады. Если наклонит голову и увидит, я умру. На месте.

– Не смотри, – хрипло ему в губы.

– Не смотрю. – так же хрипло в губы мне. Как сильно потемнели его глаза, какими глубокими и жуткими стали. Колосок все наглее, все ближе, пока не коснулся там, и меня не подбросило, не выгнуло дугой. Удержал за волосы. Грубовато, властно, а губы моих касаются нежно, осторожно. Обводя языком верхнюю и нижнюю.

– Вереск… ласкает Вереск… вот так.

Обжигающее касание и ловит мой всхлип жадными губами. Я не знаю, почему так больно, почему хочется расплакаться, и сильнее сжимаю его плечи, всматриваясь в черные бездны. Касания такие дразнящие, такие тягучие. Они задевают где-то так чувствительно, что меня начинает знобить от наслаждения, стыда и…желания получить больше. Сама не понимаю, как с губ срываются стоны, а он их ловит, и вот уже колосок нагло двигается вверх и вниз, раздвигая меня, проникая между складками плоти, трепеща на самом чувствительном месте. То нежно, то сильно. И мои глаза закатываются, а колосок двигается все быстрее и быстрее, и Сальва пожирает меня бешеным черным взглядом. Впился в мой рот своими горячими губами, и я в ответ впилась так же дико, кусая его за язык… уже в примитивном, первобытном желании получить, достичь того самого… нарастающего внутри, там, где цветок щекочет, трогает, царапает, но недостаточно, чтоб стало легче.