О, не секрет и то, что второй бокал шампанского суть второй бокал шампанского в жизни Юры Четверкина.

– Я представитель южной школы, – распространяется он. – Одесса! Мы с Мишей Ефимовым начинали на планерах, а еще в русско-японскую войну я корректировал огонь с воздушного шара.

Очаровательная коломбина вспрыгнула на стул и в музыкальной паузе пылко продекламировала:

И тут же коломбиночка спрыгнула прямо в стальные руки Ивана Пирамиды.

– Аргентинское танго! Сто пар! – прозвучал громовой голос.

Юра и опомниться не успел, как оказался в толпе танцующих.

В разных концах парка за столиками только и разговоров было, что о вновь прибывшем летуне.

– Пирамида… Пирамида… Кажется, он фигурировал в последнем бюллетене «Авиатик Сэсаэти». Неплохие результаты!

– Я думаю предложить ему ангажемент.

– Так сразу?

– При хорошей рекламе, батенька, тысячное дело.

Среди танцующих пара мушкетеров, один – высокий, плечистый, второй – маленький, стройный. Они внимательно разглядывают Ивана Пирамиду.

– Этот Пирамида очень похож на моего брата, – говорит маленький мушкетер.

– Ты с ума сошла, – шепчет высокий.

В это же время в полумраке под пальмой Пьеро и Арлекин говорили приглушенными голосами хлыщеватому денди с моноклем в глазнице.

– Господин полковник, гляньте на карточку и на авиатора.

– Панкратьев, мерзавец, я запретил называть меня по чину. Мы участники тайной войны, мерзавец.

– Пардон, мусью Отсебятников. Изволите фужер шустовской рябины?

– Изволю! – «Монокль» осушил фужер и с удовольствием закусил огурцом, извлеченным Пьеро из длинного рукава.

– Сфотографировать и установить наблюдение.

– Слушаюсь, господин пол… мусью!

– Панкратьев, мерзавец, в Скотланд-ярд ты не годишься.

…Иван Пирамида и «коломбиночка» плыли в ломком танго по аллее.

– Вы графиня или герцогиня? – спросил Юра.

– Я баронесса Вера фон Вирен, – с улыбкой ответила «коломбиночка».

– Посмотрите, баронесса, Иван Пирамида еще потрясет мир! Я сделаю беспосадочный перелет из Петербурга в Москву!

– Возьмете меня пассажиром?

– Бесстрашная! – прошептал после минутной паузы авиатор.

«Откуда только нахальство-то берется?» – подумал Юрочка.

А в это время о. Илья бредет по пустынной ночной перспективе. С тоской вглядывается в туманную бесконечность.

всхлипывая, бормочет он и слюнявит карандашик.

Он прислоняется к каким-то железным воротам, закрывает усталые очи и вдруг слышит за железом нарастающий гул, шум сотен голосов, перерастающий наконец в громовой возглас:

– Долой!

О. Илья отскакивает от ворот и вовремя – ворота распахиваются, и грозная темная волна людей выплескивается на перекресток.

Некто в кожаной тужурке прыгает на ворота и кричит, потрясая в сумраке белым кулаком:

– Долой хозяев-толстосумов и грязных штрейкбрехеров!

– Долой! – отвечает толпа. – Стачка! Стачка!

Отброшенный к стене о. Илья быстро-быстро крестится и вдруг пугается еще больше: в одном конце проспекта появляются всадники, в другом – цепь вооруженных людей.

– Казаки!

– Полиция! – кричат в толпе.

– Товарищи, расходитесь! – надрывается с ворот кожаная куртка. – Не поддавайтесь на провокацию!

Забастовщики все быстрее и быстрее вытекают со двора фабрики. Всадники и полицейские врезались в толпу. Хлопнуло несколько выстрелов.

– Окружай! Не пущай! Вяжи агитаторов! – вопят хриплые глотки.