Неужели и страстная дума,
Бесконечно земная волна,
Затерявшись средь здешнего шума,
Не исчерпает жизни до дна?
Неужели в холодные сферы
С неразгаданной тайной земли
Отошли и печали без меры,
И любовные сны отошли?
Умирают мои угнетенья,
Утоляются горести дня,
Только Ты одинокою тенью
Посети на закате меня.
«Не жди последнего ответа…»
Не жди последнего ответа,
Его в сей жизни не найти.
Но ясно чует слух поэта
Далёкий гул в своём пути.
Он приклонил с вниманьем ухо,
Он жадно внемлет, чутко ждёт,
И донеслось уже до слуха:
Цветёт, блаженствует, растёт…
Всё ближе – чаянье сильнее,
Но, ах! – волненья не снести…
И вещий падает, немея,
Заслыша близкий гул в пути.
Кругом – семья в чаду молений,
И над кладбищем – мерный звон.
Им не постигнуть сновидений,
Которых не дождался он!..
«Не пой ты мне и сладостно, и нежно…»
Не пой ты мне и сладостно, и нежно:
Утратил я давно с юдолью связь.
Моря души – просторны и безбрежны,
Погибнет песнь, в безбрежность удалясь.
Одни слова без песен сердцу ясны.
Лишь правдой их над сердцем
процветёшь.
А песни звук – докучливый
и страстный —
Таит в себе невидимую ложь.
Мой юный пыл тобою же осмеян,
Покинут мной – туманы позади.
Объемли сны, какими я овеян,
Пойми сама, что будет впереди.
«Не жаль мне дней ни радостных, ни знойных…»
Не жаль мне дней ни радостных, ни знойных,
Ни лета зрелого, ни молодой весны.
Они прошли – светло и беспокойно,
И вновь придут – они землёй даны.
Мне жаль, что день великий скоро минет,
Умрёт едва рождённое дитя.
О, жаль мне, друг, —
грядущий пыл остынет,
В прошедший мрак и в холод уходя!
Нет, хоть в конце тревожного скитанья
Найду пути, и не вздохну о дне!
Не омрачить заветного свиданья
Тому, кто здесь вздыхает обо мне.
«Признак истинного чуда…»
Признак истинного чуда
В час полночной темноты —
Мглистый мрак и камней груда,
В них горишь алмазом ты.
А сама – за мглой речною
Направляешь горный бег
Ты лазурью золотою
Просиявшая навек.
«Сумерки, сумерки вешние…»
Дождёшься ль вечерней поройОпять и желанья, и лодки,Весла, и огня за рекой?Фет
Сумерки, сумерки вешние,
Хладные волны у ног,
В сердце – надежды нездешние,
Волны бегут на песок.
Отзвуки, песня далёкая,
Но различить – не могу.
Плачет душа одинокая
Там, на другом берегу.
Тайна ль моя совершается,
Ты ли зовёшь вдалеке?
Лодка ныряет, качается,
Что-то бежит по реке.
В сердце – надежды нездешние,
Кто-то навстречу – бегу…
Отблески, сумерки вешние,
Клики на том берегу.
«Ты горишь над высокой горою…»
Ты горишь над высокой горою,
Недоступна в Своём терему.
Я примчуся вечерней порою,
В упоеньи мечту обниму.
Ты, заслышав меня издалёка,
Свой костёр разведёшь ввечеру,
Стану, верный велениям Рока,
Постигать огневую игру.
И когда среди мрака снопами
Искры станут кружиться в дыму,
Я умчусь с огневыми кругами
И настигну Тебя в терему.
«Видно, дни золотые пришли…»
Видно, дни золотые пришли.
Все деревья стоят, как в сияньи.
Ночью холодом веет с земли;
Утром белая церковь вдали
И близка и ясна очертаньем.
Всё поют и поют вдалеке,
Кто поёт – не пойму; а казалось,
Будто к вечеру там, на реке —
В камышах ли, в сухой осоке, —
И знакомая песнь раздавалась.
Только я не хочу узнавать.
Да и песням знакомым не верю.
Всё равно – мне певца не понять.
От себя ли скрывать
Роковую потерю?
«Кругом далёкая равнина…»
Кругом далёкая равнина,
Да толпы обгорелых пней
Внизу – родимая долина,
И тучи стелятся над ней.
Ничто не манит за собою,
Как будто даль сама близка.
Здесь между небом и землёю
Живёт угрюмая тоска.
Она и днём и ночью роет
В полях песчаные бугры.
Порою жалобно завоет
И вновь умолкнет – до поры.
И всё, что будет, всё, что было,
Холодный и бездушный прах,