– Да! – вскрикнула Кири. – За кем же ещё!

– В магрозыск не берут женщин, – с сомнением покачал головой юноша. – По крайней мере, я не слышал. – И ты говоришь, молодая… Нет, Кири, тут что-то не то. Эбендорф на западе, если она действительно прямиком оттуда. А мы пришли со стороны Кроммельвега, а это совсем другая… Они не могли знать, куда мы пойдём дальше, понимаешь меня? Могли идти только следом, но никак не навстречу.

– Всё равно она маг, – тоненько всхлипнула девочка.

– Они везде будут, Кири, – Михель прижался щекой к её гладким медным волосам. – Я думал, нам повезло… В этом городке только один маг – нейр всей провинции, но он практически не вылезает из своего замка. Мортестиг, или как его там… В других местах их больше. Рате-Скуоль был бы идеальным местом для нас… Нет, я сначала всё выясню, Кири. Сам выйду в город, послушаю…

– Михель!

– Под личиной никто меня не заметит. Просто узнаю, что происходит.

– Не оставляй меня одну, мне страшно…

– И мне, Кири, страшно. Но мы должны быть сильными.

Юноша, тяжело вздохнув, опустил пальцы на виски девочки и послал лёгкий импульс в заранее проговорённое в голове заклинание. Кирен успела всхлипнуть ещё один раз, но уже через несколько секунд спала глубоким спокойным сном, обмякнув в его руках.

Михель бережно положил её на узкую кровать, на которой они ютились вдвоём уже третью ночь подряд. Убрал разметавшиеся медные прядки с бледного лица, нежно поцеловал в лоб и вышел из заброшенного домика.

Орша

Опять ныло колено. Снова будут дожди, со вздохом понял О́рша Ве́йстлен. В июне тут всегда дожди. С грозами, ураганным ветром, раскатами грома. Июньская жара после прохладного, неуверенного в своих правах мая здесь наступала стремительно, и эти ночные ливни приносили большое облегчение всем жителям посёлка, и Орше тоже. Дышалось по ночам легко и полной грудью, и с утра ещё оставалась сырая прохлада. Но у полковника, в отличие от остального населения Рэтскволла, было чёртово колено. И оно дождям совсем не радовалось.

Можно, конечно, и к лекарям. Военная пенсия позволяет. Вынут коновалы его стёртую коленную чашечку, поколдуют, заменят на новую. И будет она себе скрипеть потихоньку ещё лет десять, а то и двадцать.

А, с другой стороны, какой смысл? Что ему эти лишние годы? Зачем молодиться? Одно успокоится – другое вылезет. Чай, не мальчик уже.

Колено вынуждало относиться к погоде по-другому. Да и вообще заставляло задуматься о своём месте в мире. О неуверенной хрупкости существования. А ещё – о незыблемости мироздания. Вот есть сегодня Орша со своим коленом, а завтра Орши не станет – и что в мире изменится? Ничего.

Послужил он этому миру на славу. А кто вспомнит? Служба всю жизнь секретная была, кто о его подвигах знает? Ну, может, и рассекретят спустя сотню лет архивы. Обнаружат, что был такой полковник Орша Вейстлен, что, по сути, предотвратил Пятую Войну, не дав ей разгореться всего через три года после окончания Четвёртой. Только сам Орша давно уже будет лозой в Стене Памяти.

Понимая, что колено сегодня не даст уснуть, Орша потянулся к словарям. Старым, рассыпающимся от древности. Но именно из-за их ветхости этим томам и была вера.

Рэ́тскволл. Ратцсква́ль, если по-старому. Для этой части страны название необычное. Так и читалось в нём что-то староэрманское. Или даже ингланское. Что, в принципе, одно и то же: недалеко они друг от друга разбежались. Свободно владея пятью Новыми языками, Орша всё равно живо интересовался старыми. Название местности всегда отражает его суть. Но сейчас Орша не был уверен в правильном переводе.