Но, если бы этот год я проучилась на журфаке, то уже отправила бы в редакцию запрос на практику. Потому что плевать, что там ни слова правды на тех страницах, стажировка в «Звездной жизни» это не просто тащиться к мечте, это как катапульта. Раз – и ты уже среди своих. Лучше быть «акулой желтого пера», чем «книжным червем в синем чулке» на страницах немецких херов.
– Доброго дня, Матвей Алекса-а-андрович! – поет соловьем Юлька, когда Мефистофель поравнялся с нами.
Мефистофель отделался кивком, но тут же запнулся при виде моих ног. И даже замедлил шаг.
– Левицкая? Я так понимаю, к пересдаче готовы?
– На экзамен как на праздник, Матвей Александрович, – цежу я, сквозь зубы.
Меня трясет: от холода и того скрытого солнечными очками взгляда, который шарит по моему телу. Я не вижу его, но каким-то седьмым чувством прекрасно чувствую.
Мефистофель снова кивает и исчезает в университете.
А меня колотит уже не по-детски.
– Ритк, ты это выпей горячего кофе перед тем как, – говорит подруга, оглядев меня с головы до ног. – Он же решит, что ты припадочная, если тебя так трясти будет.
– Кто это у нас тут мерзнет? – вешается на меня Марат, за секунду облапывая с головы до ног и уже не только взглядом.
– Эй, руки свои убрал!
– Да я согреть пытался! – примирительно улыбается одногруппник. – Хорошо выглядишь, Рита. Даже не узнал. Глядя на тебя, мне аж преподавать захотелось.
– Слышь, Марат, – говорит Юля, – а ты же кофе всегда с чем покрепче пьешь, так? Спаси Ритку, а то ей, и правда, согреться надо.
Марат улыбается и протягивает мне стаканчик. Нюхаю. Алкоголя там больше, чем кофе, судя по запаху, но что делать? Двенадцать месяцев меня спасать не собираются, придется спасаться коньяком. Выпиваю залпом, огненная вода проносится по пищеводу и буквально выжигает внутренности.
– Ох! Как ты это пьешь вообще?
– Я закусываю, – ухмыляется Марат. – А ты ела сегодня вообще?
Я не ела. Я проспала все на свете, потом перевернула полдома, пока искала эту короткую юбку, потом ломала голову, как прикрепить шпоры с внутренней стороны, короче, дел было невпроворот. Не до завтрака.
А потом, естественно, пробка до самого универа, а еще лекции во вторую смену…
Смотрю на часы. А вот и время пришло.
– Налить еще, Рит? – спрашивает Марат. – На тебе лица нет. Мне обычно помогает.
– Давай, – протягиваю пустой стаканчик из-под кофе.
Марат плеснул из фляжки немного янтарной жидкости.
– За немецкую литературу, – говорю и опрокидываю в себя содержимое.
Юлька похлопала меня по спине, пока я пыталась отдышаться.
– Давай я тебе мятную жвачку дам и вперед, Ритк, пора. Не дай ему завалить себя!
Я качнулась на каблуках. Фак, действительно пора. Шпоры при мне, юбка тоже.
Пора.
«Фак, фак, фак» – привычно отозвалось эхо.
Глава 2. Матвей
Ненавижу этот проклятый храм науки. Не-на-ви-жу.
Я сел в машину, завел мотор и прикрыл глаза, готовясь к очередному бессмысленному и беспощадному дню каторги.
Едва я выехал с парковки, раздался звонок. Я нажал кнопку на панели, переводя вызов на громкую связь.
– Привет, Тойфель, ну как ты там?
– Бывало и лучше, Андрей. И тебе недоброе утро, – откликнулся я со вселенской тоской в голосе.
– Нет, Матвей, мне тебя не жалко, – обрубил мой издатель.
С Андреем Бруштейном я почти дружил. Правда, это не помешало ему в один прекрасный день поставить мне ультиматум. Наглая еврейская морда. Прижал меня в самый неприятный момент.
– Как успехи с книгой? Когда ждать синопсис? – выдал он свои любимые вопросы.