Он пах, как мокрая тряпка,
но я все равно его ела
Нет, мы были на море не однажды.
После смерти отца мы встретились в сентябре,
шли шторма один за другим,
и вино было горьким, был горьким кагор,
все было горьким, и даже Аю-Даг показался мне траурным,
как и сентябрьский прозрачный свет
Мы были на море дважды.
Ты говорила с прибрежными псами, как если бы они были твои одноклассники или братья.
Ты говорила со всеми, как если бы они были твои братья.
Ты говорила со мной, как с братом
Но я не была тебе братом
Накануне второй годовщины твоей смерти
два грязных пса соревновались за мое скупое внимание,
я им чесала загривки в твоих перчатках, которые забрала как наследство в память о тебе
17.02.2021
третья штормовая
Над кромкой зимнего шторма
ворона парит рваным пятном,
тело ее не бликует, она кажется плоской
Море слепое выносит на камни пластмассовый лом.
Он как часть галечной массы то там, то здесь
зеленый красный голубой безобразный разбросан.
Или он не безобразен.
Прибрежному голубю все равно, на что наступать,
когда он идет по камням и ищет чем пропитаться
Море приносит на берег серые тушки птиц.
Они застыли как валуны,
еле розовый цвет их безжизненных клювов рифмуется
с истертыми банками от кока-колы.
Крышки бутылок как старые зубы обиты и на солнце саднят
Море выносит все мертвое.
Мутные тела медуз
дрожат, подбадриваемые волной
Медный торс дерева так похож на тело в предсмертной судороге.
Я вижу линию живота, и вместо пота блестят хрусталики соли
Облако темной ладонью накрыло берег
Все происходит.
Море двигается слепое
Оно бросило обожженное тело молочного поросенка,
светится позвоночник и темнота потрохов
Все, что здесь умирает, не превращается в падаль.
Плоть каменеет.
Соль сохраняет разбитых нырков
Лежит буревестник в кружевах серой пены,
волна его прибивает к рыжей глыбе песчаника
5.03.2021
Осень
(1)
Алые травы слегли, истощившись за лето,
на горизонте были видны сизые холки холмов.
Я легла на краю оврага,
смотрела, как шевелились березы
Время сделало меня плоской.
Оно сплющило меня,
так бездомный давит пивные банки
Ночью рыжее зарево пылало над горизонтом.
Ночь была беспросветна, как копоть на боку котелка,
в ней отразилась медная проплешь заката
Ночь была беспросветна, как копоть,
и бархатна, как губы козленка
Мы вдыхали ее,
ты сказала, глядя в ночь, в рыжие всполохи света с силуэтами острых деревьев:
я понимаю, как можно поверить в леших.
Я кивнула, и чернота зарябила
(2)
В день приезда мы шли мимо конюшни.
Пахло навозом,
цепи звенели,
щелкало тихое сено,
ты разбивала копоть холодным лучом айфона,
ты говорила:
здесь так темно и тихо
словно я растворилась
и меня никогда не будет
Звезды глухие щемили
Ночь нас вдыхала,
мне нравилось это соседство
Мне нравилось думать:
там внутри ее тихой ноздри
березы как пальцы одурманенной кисти
колышутся над оврагом
(3)
Пижма чернеет в траве,
зонтики болиголова как старые кости стоят над тропой
Я пустая,
мой лобок зарос буреломом русых волос,
и внутри я сухая, как мертвые предзимние травы
Холод идет, поражая жучков,
но верба готовит красные почки с торчащим в разрывах пушком.
Я приблизилась и облизала,
они были сладкие,
напоминали копытца новорожденных животных
Холод идет
За завтраком скомканной ниткой показалась божья коровка в осенней дремоте,
кромка рыжего панциря выдала в ней насекомое.
Я ее перевернула,
она ноги как весла сложила.
Холод сразил ее
Перекличка сорочья парит над холодной землей.
На краю оврага я вижу: он – мохнатая складка.
Березы медленно спят в свете увядшем
Карельские линии
Первая лицевая
мы шли в темноте и фонари цвета топленого масла освещали остов лесного отеля