– Maman, je te présente Paul[16].

Maman повернулась ко мне. Я улыбнулся ей, всем своим видом воплощая благодарность юноши к женщине, выносившей его возлюбленную.

Мать Флоранс тепло улыбнулась в ответ и положила руку мне на плечо, чтобы я приблизился и она смогла поцеловать и меня. При этом я заставлял себя не думать о том, что пышный бюст тещи касается моей груди.

– Enchanté, Madame. Vous allez bien?[17]

– Можешь звать меня Бриджит, – сказала она, побуждая меня сразу же перейти на «ты». – Qu’il est mignon![18] – прибавила она со смехом и снова поцеловала меня в щеку. Mignon, насколько мне было известно, означает «прелестный». Впрочем, этим же эпитетом обычно награждают морских свинок.

Бриджит была миниатюрной и грациозной, как и ее дочь, но совсем не походила на индианку. Ее волосы, подстриженные густым бобом, были темно-рыжими – в такой цвет красятся брюнетки, скрывая седину, – а кожа была очень светлой. Она улыбалась так же жизнерадостно, как и Флоранс, у нее были такие же смеющиеся глаза, и вообще она излучала вселенскую любовь к человечеству.

И я не думаю, что все это было заслугой прозака.

Мы обменялись сжатыми резюме. Она работала учительницей начальных классов, an institutrice, в школе в пригороде Тура. Я отрекомендовался как будущий владелец английской чайной.

– Ah oui, Maman[19], – вмешалась Флоранс. – Я увольняюсь, хочу работать в чайной.

– Что?

Я вдруг стал выглядеть не таким уж mignon. Нетрудно было догадаться, что из безобидного экзотического бойфренда я разом превратился в источник тлетворного влияния, убедив бедную дочурку мадам отказаться от гарантированного заработка. Вселенская любовь испарилась, уступив место нескрываемому осуждению.

– Oui, Maman, mon boulot me faisait chier. – Флоранс заявила, что от этой работы у нее понос, как будто офисные работники в большинстве своем предпочитают мучиться запорами.

Она объяснила, что ее компания внедряет «plan social»[20], предлагая сотрудникам выплату годового заработка или ранний выход на пенсию. Даже в условиях спада французской экономики людей редко вышвыривают на помойку. Так что Флоранс приняла предложение работодателей и теперь собирается вместе со мной трудиться в salon de thé[21].

– Ну, а что ты будешь делать в этом salon de thé? Станешь официанткой? Для этого ты училась на бухгалтера? – Бриджит печально улыбнулась мне, словно давая понять, что вовсе не имеет в виду, будто ее дочь слишком хороша для меня. Даже при том, что так оно и есть.

– Это маленький бизнес, Maman, мы сами будем делать все. Знаешь, Пол возглавлял маркетинговую службу в крупной компании, но оставил ее ради того, чтобы открыть собственный чайный салон.

Бриджит прислонилась к полированной каминной полке и оглядела меня: небритый иностранец в футболке с потускневшим британским флагом и во вьетнамках явно не тянул на главу чего-то серьезного, разве что международной ассоциации бездельников, ошивающихся на пляжах.

– Во французской компании?

– Да, – кивнула Флоранс, – а еще раньше – в английской.

– Хм… – По какой-то необъяснимой причине эта информация в некоторой степени впечатлила Бриджит. – В Лондоне?

– Да, Maman, в Лондоне.

– Говорят, это самый дорогой город мира.

– Да, это так, но, к счастью, зарплаты пропорциональны ценам, – заметил я и выпрямился в полный рост, рискуя набить шишку об низкие потолочные балки.

Maman подошла к холодильнику и достала большой стеклянный кувшин, наполненный розовой пеной.

– Будешь клубничный сок? – спросила она меня.

– Клубничный сок?

– Да, у нас так много клубники, что не знаем, куда ее девать. Я взбиваю ягоды миксером, добавляю немного воды, сахара, лимонного сока – и