– Все отлично помнят этого твоего гиганта, бывшего бойфренда. Не потому ли Симон так настойчиво твердит, что я маленький?

– Да, физически он был… внушителен.

– Внушителен? Кто он был, чемпион по дзюдо?

Когда лежишь рядом с обнаженной девушкой в кровати и сгораешь от нетерпения заняться сексом – это, конечно, не лучшие место и время для вспышки ревности. Но по какой-то необъяснимой причине эта вспышка разгоралась все сильнее по мере того, как мне в голову лезли самые бредовые предположения.

– Это случайно не Николя, архитектор? – требовал я ответа.

– Нет.

– Но ведь он тоже из твоих бывших, не так ли?

– Да.

– Может, он к тому же и хороший архитектор?

– Да, – быстро ответила Флоранс. И менее решительно прибавила: – Я так думаю.

– Флоранс, ради всего святого.

Мои шансы заняться любовью таяли с каждой секундой. Я ухватил Флоранс за левую ягодицу и решил уладить дело миром.

– Давай больше не будем говорить о твоей семье, твоих бойфрендах и нашем бизнесе и сосредоточимся на более приятных моментах.

– Давай, – промурлыкала Флоранс, и ее прохладная рука скользнула между моих бедер.

– Allez, Флоранс! – раздался голос Бриджит, сопровождаемый громким стуком в дверь. – Нам пора ехать.

– Уже? – Флоранс была удивлена настолько же, насколько я был близок к самоубийству.

– Да, ты же знаешь, что гипермаркет сегодня закрывается рано. Départ[46] через две минуты.

– Две минуты, – прошептал я Флоранс. В моем нынешнем состоянии крайнего возбуждения эта пара минут была равнозначна целой ночи.

– Тридцати секунд тебе будет достаточно, а? – произнесла она подтрунивающим тоном и каким-то образом умудрилась скатиться с кровати, прежде чем я успел подтвердить делом ее предположение.

Кажется, Франция отменила закон о «crime passionnel»[47], но уверен, что любой судья в этой стране согласился бы с тем, что Бриджит сама нарывалась на то, чтобы ее забили до смерти увесистым кабачком.

Я не видел смысла в том, чтобы валяться в постели одному и ждать, пока позвоночник уляжется под правильным углом, поэтому встал и принялся бродить по пустому дому. За исключением нашей спальни, все комнаты располагались в цепочку. Из кухни ты попадал в гостиную, оттуда в спальню Бриджит (где я намеренно зажмурился, чтобы детали этого интерьера потом не возвращались ко мне в страшных снах) и, наконец, в коридор, откуда три двери вели в ванную, в комнату Мишеля и в сад, соответственно. Так что, чисто теоретически, если бы мне захотелось попасть в ванную, я должен был пройти через сад или через спальню Бриджит. Это было так же непрактично, как обеденный стол на уровне пола.

Я вернулся в гостиную и устроился на диване – громадине в псевдодеревенском стиле с чересчур замысловатыми деревянными подлокотниками и грубыми подушками с кисточками.

По телевизору шел репортаж о «Тур де Франс». Я уверен, что, если просмотреть полную версию этой велогонки, можно узнать о французах больше, чем за три года учебы в университете.

Каждое лето у французов начинается помешательство на почве «Le Tour». Они критикуют крикет за скуку, потому что он может длиться пять дней. А тут гонка (значит, никаких тебе мячей, голов, лишь бесконечная мука), которая длится – о, ужас! – целых три недели. День за днем телекамеры следят за тем, как неестественно тощие мужики в лайкре крутят педали, мотаясь вверх-вниз по горам. Комментатор информирует зрителей о размерах и традициях каждого города, который встречается на пути гонщиков. Вот вам, пожалуйста, Гренуй-ле-Бан, родной дом для трех тысяч душ, он славится в регионе своим заброшенным сланцевым карьером и потрясающими продуктами.