– Поехали.

Тотчас киваю и чуть натягиваю поводок. Нужно бежать.

– Вы занимаетесь хорошим делом, – вырастая в полный рост, произносит Горский.

– Спасибо, – бросаю я и, не попрощавшись, ухожу.

В этот раз оставляю последнее слово за собой.

***

* Кинодром –специально оборудованная территория, предназначенная для обучения специалистов-кинологов основам дрессировки и тренировки служебных собак

** Зонарик – собака зонарного окраса (как у всех известных немецких овчарок)

*** ЦКС – Центр кинологической службы

9.  Глава 9

Рада

Уже должно светать, но небо заволокло тучами. Как бы дождь не пошел. Прощаюсь с Кощеевым, который до сих пор на улице краску скипидаром оттирает. Он уже почти не злится на меня – я помогла отмыть Феню. Про наряды молчит, знает, что я и так буду здесь больше времени, чем кто-либо.

Перед уходом заглядываю к Волку. Глажу красавца, чешу загривок, обнимаю. Я скучаю по нему постоянно – каждый раз сердце разрывается, когда прощаюсь с ним. А он каждый раз будто думает, что бросаю его навсегда.

Но я не смогла бы, точно нет. Сколько мы пережили вместе! Были в тундре – ночевали и ели в походных условиях. Ездили в Сочи на крупные гонки. Летом участвовали в соревнованиях на базе ЦКС, но проиграли – мало в нас эстетики, сказали.

Напоследок сжимаю его сильнее. Медленно поднимаюсь на ноги, отряхиваю коленки, а Волк уже скулит тихо и смотрит так пронзительно.

– Я обязательно заберу тебя отсюда, малыш, – обещаю ему. – И к морю отвезу. Верь мне.

Выхожу из вольера и запираю на замок, пока Волк лает в спину. Во рту сухо, скулы сводит. Глаза щиплет, но я не плачу. Расставание всегда дается нелегко, но других вариантов нет. Я пробовала забирать Волка в общежитие и чуть не потеряла его. Малыш слишком яро меня защищает и тоже не любит пьяных соседей. Больше я не рискую. Доходчиво объяснили, чем может обернуться для нас заявление об укусе. По возможности езжу в питомник каждый день, всегда подменяю ребят на праздники. А с кем еще мне быть, кроме Волка?

И, кстати, я не сдаюсь. Собираюсь вытащить героя отсюда, когда тот выйдет на пенсию. Сейчас-то он принадлежит государству и зовется «имуществом» по документам. Мне лишь нужно продержаться на этой работе еще шесть с половиной лет. К тому времени я как раз продам комнату – пока не имею права – и обязательно что-нибудь придумаю. Может быть, у нас будет даже небольшой дом.

Прохожу через КПП, до сих пор слышу собачий лай. Я бреду вдоль длинного забора, пинаю ветки и желтые листья. Поднимаю голову, лишь когда слышу сигнал – Ира с мужем приехали встретить. Я не сумела разубедить ее, она новости смотрела. Сказала, что почти здорова и, скорее всего, выйдет на следующее дежурство. Да, мы – собачники – ненормальные.

– Эй, девочка Рада, – окликают меня вдруг.

И как я не заметила этот танк на обочине?

Из грубой и чудовищно большой машины выбирается – кто бы мог подумать – Горский. Я застываю на полпути к Пустовым, Ира выглядывает из окна.

– Кроха, мы можем уезжать? – спрашивает она игривым тоном, как умеет.

Я сразу отмираю и быстро подхожу к ней.

– Минуту подождите.

– Точно?

– Точно! – рявкаю я.

Разворачиваюсь и с ходу врезаюсь в стену. Да-да, грудь у Горского каменная.

– Доброе утро, – здоровается он с Пустовыми, обойдя меня, даже перекидывается с ними парочкой фраз. И каким-то неведомым образом отправляет их. Да! Вот они уже отъезжают, несмотря на мои возражения, и Ира усердно машет через лобовое.

– Не злись, – говорит, едва разворачиваюсь. – Много времени не отниму.

Горский кивает на машину, а в следующую секунду я уже вижу его спину. На нем джинсовая аляска, которая чертовски подчеркивает серые глаза. Странно, что я успеваю разглядеть это в полумраке.