– Ты кто? Что ты здесь делаешь, как тут оказалась? – спрашиваю.

Она мне весело говорит:

– А твой кабинет единственный был не закрыт! И я здесь прячусь от папы.

– А кто твой папа?

– Сначала ты ответь на мой вопрос! – возражает деловито и скрещивает руки. – Ты такая взрослая, и тебе до сих пор не разрешено не слушаться папу? Почему? Ты же можешь делать все, что захочешь! Ты же выросла! Разве не так?

Мне становится смешно и грустно одновременно, как будто маленький ребенок больше меня понимает в жизни. А смешно мне из-за того, что эта девочка вроде такая маленькая, а разговаривает совсем как взрослая.

Говорю:

– Ты права, мне надо перестать слушаться папу, так как тебя зовут?

Девочка улыбается, кажется, ей понравился мой ответ.

Она протягивает мне руку:

– Я Василиса, а папа зовет меня «ходячая катастрофа», а тебя как зовут?

– Меня зовут Соня.

– Давай дружить? – смеется Василиса.

– Давай, – улыбаюсь я.

В этот момент раздается громкий стук в дверь моего кабинета. Мы обе с Василисой пугаемся. Она вновь прячется под столом, а я быстро выпрямляюсь, так что голова кружится.

Подхожу к двери и осторожно открываю.

А там собственной персоной стоит главврач больницы – Руслан Викторович.

Что он здесь делает? Обычно ведь не заходит в мой кабинет. Его дурацкие проверки уже дошли до такого уровня?

Главврач странно озирается, как будто мне за плечо заглядывает.

– Что-то случилось? Почему вы так стучите? – спрашиваю.

– Ты не видела случайно здесь маленькую девочку?

– Маленькую девочку? – переспрашиваю и замираю. Кажется, я поняла, в чем дело. Так эта маленькая девочка… его дочь, что ли? Офигеть! Не знала, что у него есть семья.

Секунду думаю над ответом. И все это время Руслан Викторович на меня напряжённо смотрит, взгляд у него грозный. Он в последнее время стал носить щетину на лице… и это делает его еще более пугающим в моих глазах.

Мне совершенно не хочется сдавать Василису, я решаю соврать:

– Нет, не видела, а что такое? Откуда у нас в больнице взялись маленькие девочки?

Руслан Викторович игнорирует мой вопрос, лишь строго говорит:

– Если найдёшь, приведи в мой кабинет, ясно?

Я киваю и закрываю дверь. Блин, что я наделала? Почему не сказала правду?

Сам виноват! Я его боюсь. Не могу я так просто сказать: «Извините, ваша дочь сидит под моим столом».

Василиса выползает. И вся светится от счастья.

– Ого! Я точно буду с тобой дружить. Какая ты крутая взрослая! Ты… соврала моему папе!

– Василиса, потише! – я оглядываюсь на дверь, боясь, что Руслан Викторович ушел недалеко и все услышит. Получится неудобно.

– Давай ты тут пока тихо посидишь, а я отчет доделаю и отведу тебя к папе в кабинет?

– Не надо к папе! – кричит девочка.

Затем тише добавляет:

– Он ругать меня будет.

– Не будет! Мы что-нибудь придумаем.

Я даю Василисе листок и ручку и, пока она что-то там калякает, я доделываю отчет, распечатываю.

Потом поворачиваюсь к ней и громко охаю:

– Ой! Что ты наделала?

– Не нравится? Я думаю, хорошо, – улыбается девочка с нарисованными усами.

Я с ужасом веду ее к раковине, по дороге представляю, как громко на меня будет орать ее отец.

– Разве мама не говорила тебе, что на лице ручкой нельзя рисовать? – спрашиваю и пытаюсь отмыть рисунок от нежной кожи.

Василиса молчит. Отвечает она только тогда, когда я вытираю ее полотенцем, она грустно говорит:

– У меня нет мамы.

Сердце отчего-то колет.

– А где она? – задаю я глупый вопрос.

– Ну, папа говорит, что уехала далеко-далеко, на небо, там теперь живет, – говорит Василиса быстро-быстро.

– А почему ты не в садике? – перевожу я грустный разговор на другую тему.