Алина надрывно плакала, и мне пришлось успокаивать ее, поэтому никак не получалось подслушать, в чем смысл их конфликта.
Плюс к тому, когда папа называл маму такими унизительными словами, мне и самой хотелось расплакаться, заткнуть уши или спрятаться под подушку, чтобы не слышать. Это была первая подобная ссора на моей памяти. Раньше они как-то умудрялись решить спорные моменты без криков и взаимных оскорблений.
Потом все внезапно затихло. С трудом я уложила сестренку спать и сама, прорыдав несколько часов, отключилась.
А утром узнала, что мама забрала Алинку и уехала. Навсегда. С Владимиром. Не попрощавшись со мной. Оставив меня отцу.
Это был удар в самое сердце.
Они развелись быстро. Без многочисленных судебных процессов. Мама просто написала отказ от меня. Без каких-либо попыток получить право видеться или даже жить вместе.
— Дочь, — провел со мной беседу отец в своем духе, без лишних сантиментов, — ты у меня разумная девочка, все понимаешь, поэтому поговорим как взрослые. Я застал твою мать в постели со своим водителем. Они уже давно спят вместе. И Алина — не моя дочь, а его. Поэтому она забрала ее, а не тебя. Сказала, что хочет жить с ребёнком от любимого мужчины, а не от меня. Меня она, оказывается, уже давно ненавидит. Видимо, ненависть ко мне повлияла и на ее отношение к тебе. Она решила порвать с нами полностью и бесповоротно. Будет строить новую семью. Мы с тобой ей больше не нужны.
Помню, как слушала его без каких-либо эмоций. Он даже сказал, что гордится тем, как отважно я воспринимаю происходящее. Мол, я действительно его ребенок и приняла все лучшие его качества по наследству.
Я кивала, соглашаясь, потом пошла к себе в комнату, но не успела даже до лестницы дойти — потеряла сознание.
С того дня начался ад, затянувшийся года на два. Психиатрическая частная клиника. Дорогие врачи. Попытки вытащить меня из состояния полной апатии, постоянных депрессий и тупого нежелания жить в мире, где меня предал самый близкий человек.
В конце концов, им все же удалось приостановить моё самоуничтожение. Но я попала в другую зависимость. Теперь единственным, что мне могло доставить удовольствие, стала вкусная еда. Больше ничего. Никакие увлечения, никакие секции, никакая музыка. Ничего не радовало.
Впрочем, это никого не беспокоило. Потому что папа не страдал манией к здоровому питанию и считал мое обжорство вполне нормальным явлением. Он и сам любил вкусно и много поесть. Как и бабушка с дедушкой по его линии, которые и взяли на некоторое время опеку надо мной.
Особенно рада была бабушка. Она буквально млела от счастья, ежедневно скармливая мне просто невероятное количество своей выпечки.
Блинчики? Пирожки? Ватрушки? Плюшки? Да, деточка, кушай на здоровье!
О том, что к здоровью их рацион не имел никакого отношения, никто не задумывался.
В школу я перестала ходить, а после стабилизации моего психического состояния папа перевел меня на домашнее обучение.
Поэтому девятый и десятый класс я кое-как закончила, не выходя за пределы нашего загородного дома. Единственное, что меня еще как-то увлекало — это плавание. Оно доставляло мне удовольствие и снимало напряжение. Иначе с таким питанием я бы просто заплыла жиром. Но папа построил бассейн во дворе на теплое время года и в доме на случай плохой погоды.
Однажды осенью перед началом учебного года, когда я перешла в одиннадцатый класс, я впервые испытала желание покинуть наш дом и выбраться в город. С новым воителем я не дружила, он был абсолютно чужим для меня человеком. После того, что сделали мама и Владимир, я больше не собиралась ни с кем сближаться и была рада лишь одному факту — он настоящий профессионал своего дела, к тому же слушается меня и защитит, если возникнет необходимость.