– В йошадку! – радостно подскочила она.
Я показала, как цокать язычком, и малышка с энтузиазмом повторила. Мне пришлось лишь раз поправить артикуляцию, и Варра уже поскакала по кругу, подражая лошадке. Я умилялась усердию девочки и её упорству и надеялась, что однажды она предложит поиграть в лошадку, правильно выговаривая букву.
Слуги, наблюдая за нашими играми, часто спрашивали, зачем я это делала. Я и сама не знала, но мне так хотелось, чтобы Варра говорила красиво и правильно. После лошадки мы повторили ещё несколько упражнений, пока девочка не начала зевать шире, чем до этого Клета. Я покосилась на потемневшее небо и вздохнула:
– Кажется, скоро пойдёт дождь. Нам пора возвращаться.
Я ненавидела дождь, он напоминал мне о первом дне, с которого начались мои воспоминания, больше похожие на страшные кошмары. Сейчас они начинали немного меркнуть, уступая место новым и робко-счастливым: встречам с малышкой и неспешным прогулкам по ароматному саду. Каждый такой день казался мне искрящейся ярко-жёлтой бабочкой, одной из тех, что вспорхнула с ладошки Варры.
Пока я будила Клету, малышка уселась на скамейку и тоже задремала. Служанка, встрепенувшись, начала виновато извиняться и подхватила ребёнка на руки. На мою щёку упала первая капля, и я вздрогнула, внезапно вспомнив, что оставила в беседке свой кошель.
– Я принесу, – пообещала Клета.
– Нет, – возразила я и указала взглядом на малышку. – Варру нужно спрятать от дождя. Я сама схожу.
– Вы уверены, госпожа? – заволновалась служанка. – На вас лица нет.
Больше всего мне хотелось убежать в дом и спрятаться в своей комнате, но я убеждала себя, что сад не опасен, ведь мы гуляли тут много раз. К тому же тучи заполонили всё небо, и дождь грозил затянуться до завтра, а мне не хотелось прерывать занятий с девочкой. Каждая минута общения с Варрой будто наполняла меня жизнью. Все инструменты я сделала сама, не зная как, и не могла поклясться, что смогу повторить.
«Я и в первый день сильно боялась. – Вдыхая полной грудью, смотрела, как удаляется Клета, унося ребёнка в дом. – А оказалось, что играть на свежем воздухе очень приятно и вовсе не страшно».
– Это просто вода, – шептала, делая шаг в сторону беседки, когда ветер набросился на моё красивое, подаренное новым господином платье. – Я в безопасности, в безопасности…
Понятия не имела, зачем я это произносила, слова вовсе не утешали, но зато помогали делать следующий шаг. Я уже почти дошла до беседки, когда показалось, что увидела мелькнувшую за деревом тень. Вздрогнув, застыла, прижав руки к груди, – как страшно! Лучше бы я попросила кого-нибудь из слуг забрать кошель…
– Это лишь тень, – утешала себя, шепча. – Ветер качает деверья. Мне показалось.
Когда ощутила в себе силы сделать ещё шаг, схватила кошель, лежащий на скамье, и повернулась, чтобы со всех ног бежать к дому, но увидела перед собой мужчину и вскрикнула от ужаса:
– Господин?!
Отец Варры выглядел ужасно! Лицо белее муки, дорогой плащ будто дикими зверьми разодран, всё плечо в крови. Покачнувшись, Этвеш едва не упал на меня, но я отпрянула, вжавшись спиной в беседку. Ощутив слабость, сползла на землю и задрожала.
– Пом-могите мне, – с трудом выговорил хозяин дома.
Я же и пошевелиться не могла, перед глазами то будто что-то вспыхивало, то словно темнело.
– Варра не должна увидеть, – с трудом продолжил мужчина.
Его было почти не слышно из-за усиливающегося дождя, но имя девочки будто отрезвило меня и придало сил. Кивнув, я попыталась встать, но ноги не слушались. Тело сотрясала крупная дрожь, по щекам катились слёзы, и от одной мысли, что малышка увидит своего отца таким, леденело в груди. Собравшись с силами, я поднялась и, прижимаясь к прутьям беседки, прошептала: