В тот момент, она была готова собственноручно придушить этого мстительного выскочку и, возможно, именно так бы и поступила, если бы Василий Фёдорович промолчал. Но вдруг во взгляде отца вспыхнула какая-то жуткая искра злости и, подойдя ближе к хмурой дочери, он положил руку на её плечо.

– Ты хоть понимаешь, что я чувствую? – проговорил он с укором, но не найдя в глазах Миры даже малейшего намёка на раскаяние, устало прикрыл веки и покачал головой. – Ни черта ты не понимаешь. Ну и ладно, – мужчина отвернулся, снова подхватил ручку чемодана и направился к выходу. – Пожалуйста, подумай над своим поведением, – бросил он на ходу. – И забудь о том, чтобы строить козни Максиму. Знай, Мирочка, я дал ему право запирать тебя в комнате, если вдруг он посчитает подобное необходимым. С этого момента, он несёт за тебя ответственность. А с тобой мы будем разговаривать, когда я вернусь.

– Что же ты… даже звонить мне не станешь? – ехидным голоском поинтересовалась она.

– Нет, – ответил её отец. – Не хочу с тобой разговаривать. Ты мой самый большой позор. С этим сложно смириться. И… – он на секунду замолчал. – Я хочу, чтобы ты поняла всё сама. Объяснять это на словах всё равно бессмысленно.

И ушёл. Просто так скрылся за дверью, не удостоив девушку даже прощальным взглядом. А Мирослава ещё долго стояла в пустом коридоре, не в силах поверить, что всё это происходит именно с ней.

Потом была долгая бессонная ночь, полная глупых мыслей и пустых попыток взглянуть на ситуацию со стороны. Затем пришёл рассвет, а вместе с ним и такой долгожданный сон, который, впрочем, тоже не принёс ни покоя, ни отдыха. И вот, проснувшись сегодня ближе к обеду, и долго валяясь в кровати, Мира вдруг нашла способ успокоить свою растрёпанную душу.

– Я обещаю, скучать тебе не придётся, – процедила она сквозь зубы, с силой сжимая край тонкого пледа, будто в её мыслях на месте бедной ткани была чья-то шея. Она брезгливо отбросила в сторону поверженного «врага» и злобно добавила: – Урод!

В итоге к обеду от дурного настроения девушки не осталась и следа. Теперь она вела себя удивительно доброжелательно и выглядела непривычно милой. Спокойно побеседовала с поваром, Еленой Петровной, прогулялась по саду, оценив свежее подстриженный газон и красивую клумбу из красных роз. Даже соизволила дойти до гаража, чтобы лично убедиться, что отец строго настрого запретил всему персоналу позволять Мирославе пользоваться автомобилями.

– А как же я буду ездить? – спросила она Семёна, который следил здесь за машинами и за садом.

В ответ на эмоционально заявление хозяйской дочурки, Сеня виновато оглянулся по сторонам, будто ища поддержку у соседних деревьев. Вот только высокие орешники как назло продолжали хранить гордое молчание, а никого из обладающих даром речи поблизости не оказалось. Пришлось отвечать самому.

– Мирочка, – начал он, немного замявшись. – Василь Фёдрыч сказал, чтобы ты договаривалась с этим новым пареньком… как там его…

– Урод, – снова вставила она это злое прозвище. Но заметив удивление и осуждение в лице Семёна, добавила: – Да Максим он. Просто мы не ладим.

– Это ты зря, – укоризненно покачал головой мужчина в зелёном рабочем комбинезоне. – Пока конфликтуете – спокойствия в доме не будет.

– Это война, Сёма, – буркнула девушка, переплетая руки перед грудью. – И я намерена её выиграть.

Отвернувшись от экрана ноутбука, Макс устало потёр переносицу и зажмурил глаза. Всю первую половину дня он провёл, пытаясь вникнуть в тот ворох документов, счетов, заявок и отчётов, который оставил ему «добрый» и чрезмерно правильный шеф. Как оказалось, все работающие в доме люди были официально оформлены, получали «белую» зарплату на банковские карточки, и по ним приходилось ежемесячно сдавать целую кучу отчётов. И вот, неумолимо приближался конец месяца, а бедный парень всё никак не мог сообразить и разобраться, как всё это правильно сделать. Его мозг уже начал тихо плавится от напряжения и всё чего он сейчас хотел – это несколько минут тишины и покоя, чтобы прийти в норму.