Странно, почему она так меня раздражает? Вроде же ничего плохого не делает, а мне почему-то хочется ее разозлить, вывести из себя.

— Я уже тоже жалею о своем порыве, — ехидно улыбнулась она, вставая со стула. — Вот уж не думала, что вы, едва открыв глаза, превратитесь в несносного капризулю. Так что я, пожалуй, откланяюсь.

Надо же, нахалка какая. И посмотрела на меня, словно на пустое место. И я бы не остановил ее никогда в жизни, пусть бы проваливала, если бы в это время не зазвонил мой телефон, а сам я до него добрался не мог.

— Эй, как вас там, — позвал я, и наглая девка замерла с прямой спиной, словно аршин проглотила, — будьте любезны, пока вы не совсем слились. Подайте мне этот гребаный телефон.

Да что со мной такое? Я вообще-то всегда вежлив и предупредителен с дамами, а тут, как на грех, словно черти меня за язык дергают.

— Вы предлагаете порыться в ваших карманах? — приподняла она слишком идеальную для натуральной бровь.

— Я предлагаю вам не тупить, и подать мне долбаный мобильник, — прошипел я, едва не взвыв от боли. — Ведь это по вашей милости я сам не могу добраться до него.

— Хамло, — хмыкнула нахалюга, протягивая мне трубку.

Теперь уж могла бы и проваливать. Нет, стоит, прожигает меня взглядом.

Ну конечно, теща звонит. Блин, я дома должен быть уже пятнадцать минут как. Если Адольфовна пропустит эпиляцию,-то мне не жить. Да и до Армагеддона в глобалном масштабе недалеко.

— Я так и знала, что на тебя ни в чем нельзя положиться! — заверещала трубка голосом любимой тещеньки. — Ты где шляешься?! Знаешь же, что любимых внученек я больше пяти часов не могу вынести, паразит!

— Я в больнице, попал в аварию, — прохрипел, стараясь, чтобы голос не дрожал от злости. Давно пора уже поставить на место старую ведьму. Совсем распоясалась, уже не помнит, на чьи деньги усы свои дергает. Мне порой кажется, они у нее из золота. — Так что придется вам потерпеть, мама.

— Ты жив, судя по всему, — хмыкнула любящая теща, — и весьма бодр, как я слышу, раз можешь исходить на мыло от злости.

Надо же, и как у нее получается распознавать мое настроение? Точно ведьма.

— Через полчаса ноги моей в твоем доме не будет. Тоже мне благодетель, — театрально обиженно прошептала старая пройда. — Раз меня тут не ценят, уйду в монастырь, богадельню, к черту на рога. Тогда вспомните бабулю, да только я уже на том свете буду. Сколько мне там осталось?! — уже прорыдала эта артистка погорелого театра. Я не Немирович-Данченко, но даже я понял, что Адольфовна села на любимого конька, и страшно переигрывает. Так и тянет сказать «Не верю». — Короче, девчонок оставлю с Нюшей, пусть ей мозг парят, а у меня мигрень начинается, — всхлипнула она, прервав театральную сцену в своем исполнении, и бросила трубку.

Это значит, у меня всего полчаса.

— Проблемы? — поинтересовалась незнакомка. Блин, я про нее и забыл совсем, а она и не думала уходить. Смотрит на меня и снисходительно улыбается. Хорош же я был, судя по всему, когда мямлил в телефон. — Что, богатые тоже плачут, да?

— Слушайте, вы же вроде работу ищете, так? — осенило меня, я аж подскочил на неудобной больничной кровати. А что делать, другого-то варианта у меня нет. А на безрыбье, как говориться, и рак рыба.

— И? — снова бровь дугой.

Красивая баба. Даже это наглючее выражение лица ей невероятно идет.

— Мне нужна няня! — выпалил я и только тогда понял, как это прозвучало.

Девка аж щеки надула и покраснела, лишь бы не заржать в голос. Только в глазах черти пляшут огненные.

— Вам? Няня? Прелестно. Я польщена, конечно, только вот никак не могу представить, что будет входить в мои обязанности. Сразу предупреждаю, подгузники менять не буду, да и кормить с ложки тоже. Вы уже большой мальчик.