Старик сбился и расстроился, что наговорил чужаку лишнего. Жарков из его объяснений понял только, что при всем богатстве Знаменского порядки тут странные, если не вредные. Но сгоряча решать не спешил.
Потом шли молча. Алексей оглядывал избы, крепкие, выбеленные, ровные, как волчьи зубы. Плетни с крынками, подсолнухи. Резные наличники, которых не постыдился бы любой председатель. Деревня и впрямь была богатая. Жарков отметил про себя уходящую за деревню дорогу, рубчатую, как стиральная доска – видно, по ней прогоняли колхозный скот, к которому присоединялись и коровки колхозников. Решил, что, как устроится, первым делом наведается в коровник. Коров Алексей и в детстве больше всего любил. Если бы не Зорька, не выжить бы им с матерью. Но уж Зорьку давно сдали и съели, а сам Алешка не малец бесштанный, а специалист, зоотехник. А все кажется – без коровы и двор не двор.
Когда Алексей уже готов был, не выдержав, спросить у провожатого, долго ли еще идти, подвода нырнула с дороги вниз, под завесь березовых ветвей. И невдалеке Жарков увидел выкрашенный синим бревенчатый дом. Справа от крыльца была приколочена украшенная грубоватой, но затейливой резьбой вывеска, извещавшая, что в этом доме находится и сельсовет, и колхозное правление, и вся местная администрация.
В кабинете председателя было не намного прохладнее, но Жаркову показалось, что его сбросили со сковороды в теплую воду.
Председатель поднялся ему навстречу. Жарков был уверен, что о его появлении Савва Кондратьевич знал с того самого момента, когда почтарь выдернул из загородки первую слегу, да что там – едва подвода показалась на краю поля за деревней. Но указать приезжему, кто в доме хозяин, стоило. Поэтому Семышев не вышел на крыльцо, а оставался сидеть, пока Егор Семеныч не открыл дверь в кабинет, пропуская Алексея. И только потом председатель поднялся с неторопливым достоинством, подошел и по-отечески обнял нового зоотехника.
– Ну, Алексей Степаныч, добро пожаловать в Знаменский колхоз. – Жарков открыл рот, чтобы отрекомендоваться по всем правилам, но председатель перебил его: – Наслышан-наслышан. Молодой специалист. Повоевал. Успел. Видел много, верно?
– Так точно, – отозвался Жарков, доставая из нагрудного кармана завернутые в клеенку документы.
– Полно, – отмахнулся Савва Кондратьевич. – К нам, Алексей Степаныч, случайного человека не пошлют. А каков ты специалист – в бумагах правды не напишут. Если место это тебя ждало, тотчас видно станет. Вот приступишь к работе…
– Да я хоть сейчас, – заговорил Алексей, понимая, что председатель не привык слушать. – Вот пристрою где-нибудь вещи, и тотчас могу к вам. Дела после прежнего зоотехника получить. А еще – не дадите ли кого в провожатые – конюшню, коровник, птичник посмотреть. На корма взглянуть, на условия содержания.
Председатель сверкнул на резвого чужака недобрым взглядом, но тотчас погасил его.
– Экий ты прыткий, Алексей Степаныч, сразу видно, только со студенческой скамьи. Без разбору в бой. Знания применить, технологии внедрить. Да-да, товарищ Жарков, и мы здесь слова разные знаем. И с технологиями знакомы. До тебя зоотехником Егор Иваныч был, тоже не среднего ума человек, в документах оставил полный порядок.
– Умер он? – спросил Алексей.
– Егор-то Иваныч? – переспросил председатель. – В работниках нынче Егор Иваныч. Такая уж у знаменских судьба. Но насчет злоупотребления переживать не стоит, Алексей Степаныч. И торопиться не надо.
Председатель едва заметно качнул крупной, коротко остриженной головой, и почтарь исчез, прикрыв за собой дверь.