Проход, обнаруженный в неказистом сарайчике, был закрыт толстой дубовой дверью, которая не хотела поддаваться под плечом. Ни у кого из разбойников, естественно, ключа не нашлось, к тому же один из них обмолвился:

– Никто, кроме Драма, тут и не ходил.

– Точно, ни разу там не были…

Времени было мало, и я воспользовался «земной волной». Замечательное заклинание снесло не только дверь, но и разнесло сараюшку в щепки.

Я взял с собой Тружу и Губу. Подъем по грубо вытесанным ступеням не обнаружил никаких ловушек, и через несколько пролетов я уперся в крепкий люк. Но здесь запором служила обычная защелка, которая поддалась через пару секунд.

Как и следовало ожидать, мастера Жени тут уже не было. В импровизированной сокровищнице Драма все было так же, как и пару часов назад.

Тела убитых ядом нуляшек и первушек уже успели исчезнуть, на месте некоторых остались лежать дротики. Я предупредил зверей, чтобы ни в коем случае не касались острия.

Быстрый осмотр стола с бумагами за спинкой трона не дал ничего толкового – какие-то схемы, записи на незнакомом языке. Впрочем, на одном свитке рисунок очень напоминал колдовскую пентаграмму, и я, подумав, сунул его за пазуху. Надо будет на досуге разобраться.

– Мастер Белый Волк, – негромко позвал меня Тружа.

Я быстро подошел. В дальнем углу, среди сваленной ткани, обнаружилась живая первушка – одной из сексуальных рабынь Драма удалось выжить. Она была очень напугана, из-под плотного вышитого покрывала блестели внимательные глаза. Девушка явно узнала меня, поэтому попыталась закопаться поглубже.

– Слава Небу, – обрадовался я хоть какому-то везению, а потом протянул руку, – Выходи, можешь не бояться.

Не подействовало.

То, что нашлась свидетельница, было очень хорошо. Но разговаривать она наотрез не хотела, и удалось только выяснить, кому стихушница раньше принадлежала. В приступах между слезами она просила Небо, чтобы карающее жало миновало ее, и звала все к какой-то матушке Осе.

– Значит Жалящим Осам служила, – кивнул Губа.

Поэтому я сразу кивнул Труже:

– Сбегай, приведи кого-нибудь из Ос. Только это, – усмехнулся я, – помягче кого позови, чтоб не напугал еще больше.

Пришел копейщик, уже немолодой, с грузом прожитых лет в глазах. Я еще раньше приметил его в отряде – воин много молчал, не тратил слов впустую.

И сейчас он, окинув убежище Драма беглым взглядом, лишь промолчал. Но, увидев первушку, Оса чуть не расплакался.

– Мушка, вот ты куда делась? – он со скрипом сжал копье, и со злостью процедил, – Где это Драм?! Он же говорил, что это желтые воины увели…

– Господин Зунга! – вырвалось у первушки, и она бросилась обнять бывшего хозяина.

Тот ласково хлопал по плечам девушки, прикрытым покрывалом, и та разревелась. Я лишь непонимающе покачал головой – не понимал я этого рабского мышления. Там, в Вольфграде, я каждую секунду хотел на свободу и лишь обстоятельства заставили остаться.

Теперь первушница, в присутствии зверя, которому доверяла, стала более сговорчивой. Конечно, пришлось подождать, пока она успокоится, но потом девушка поведала, что тут сегодня произошло.

В моей памяти более-менее сохранились события до того момента, как я крикнул Драму меня выкинуть из Норы. И Мушка рассказала, что разбойник схватил меня и понес к выходу, а вот «страшный ноль», который «смеет кричать на зверей и бить их», все пытался заставить Драма вернуть меня.

Он бил его чем придется, но «господин зверь» никак не реагировал, а потом и вовсе оттолкнул нуля, «как и подобает». «Страшный ноль» очень сильно ругался и пригрозил… пригрозил… Тут первушка забегала глазами между нами, но я разрешил рассказывать дальше.