Даже не стал делать пометку в журнале. Знал, что чего бы она не притащила – завтра оно снова окажется на помойке. Казалось, я уже понял правила этого дома.

Но следующее утро обернулось для меня ужасом всей жизни. Я проснулся от того, что в подъезд громко постучали. Было только пять часов утра.

Я встал, отодвинул засов и открыл дверь. Там стоял коренастый мужчина в чёрной дублёнке. Его лицо напоминало морду хищной птицы: широкий лоб, густые брови, пронзительный взгляд и нос, загнутый крючком.

– Консьерж? – спросил он.

– Ага, а вы кто? – поинтересовался я.

Мужчина показал мне красное удостоверение с надписью: «Следственный комитет».

– Понятно, – сказал я. – Что-то случилось?

– Ты ночью ничего не слышал?

– Вроде нет, а что?

– Пойдём, посмотришь.

Только светало. Следователь повёл меня через двор к месту, где догнивали машины. Рядом стоял белый УАЗ с полицейской мигалкой. Под ногами хрустел лёд. Я предчувствовал, что сейчас увижу что-то страшное. И оказался прав! За старенькой «шестёркой» лежал безногий мертвец. По виду нищий. Кто-то отрезал ему ноги вместе с брюками.

– Господи! – я отвернулся и зажал рот ладонью.

– Ещё один висяк на Тенистой будет, – сказал следователь.

А другой полицейский крикнул ему из машины:

– Не будет, Николаич! Успокойся. Этот жмур просто замёрз. Ноги ему уже потом отпилили. Там видно, что резали мороженное мясо.

– И кому ноги бомжа понадобились? – спросил следователь.

– Это ты выясняй! – ответил его коллега.

– Кажется, знаю кому! – сказал я, откашлявшись, и повёл тех ребят в свой дом, к четвёртой комнате.

Там оказалось не заперто. Двое полицейских ворвались внутрь, я прошёл за ними. Бабка лежала на полу. Одетая в кофту и свою длинную юбку. В комнате был погром, будто кто-то подрался. В углу лежал надорванный чёрный мешок, из которого торчали грязные человеческие ноги.

– Вставай, мать! Разговаривать будем, – сказал следователь.

– Не могу! – еле просипела старуха. – Дед мой умер.

И вдруг я заметил, что на ней нет обуви, а из-под юбки торчат не голые стопы, а ладони с длинными пальцами.

Пожилая женщина подняла юбку и сказала:

– Вот!

Перед нами открылись руки, плечи и голова безобразного старика. Он был нижней частью её тела. Дед и бабка оказались сросшимися, будто кукла-перевёртыш. Вот почему у них были такие странные походки – они ходили на руках друг друга!

Меня бросило в жар и перехватило дыхание.

– Отрежьте его от меня и пришейте ноги! – требовательным голосом сказала бабка.

На шее старика остались багровые синяки, явно от пальцев. Она задушила того, с кем делила тело.

– Я нашла себе ноги… Понял, старый чёрт? – голос женщины постепенно угасал. – У меня будут ноги…

Бабка закрыла глаза и перестала дышать. Теперь близнецы были оба мертвы. Мне вдруг захотелось проснуться в своей консьержной комнате и обрадоваться тому, что это был кошмар. Но я не просыпался.

– Ненавижу эту дыру! – пробурчал следователь и указал на сдвоенный труп. – Если здесь что-то случается, то всегда вот такое!

Я не знал, что ответить. А он посмотрел на меня пронзительным взглядом и сказал:

– Ну что стоишь, консьерж? Вызывай труповозку!

Я стал ещё внимательнее вглядываться в лица жильцов дома. Какие же они все разные. У одного мужика была внешность, как у гоблина: нос большой и кривой. Глазки чёрные, маленькие, как бусинки – в них не заметить белков. И пальцы такие длинные, что казалось, они имеют лишние фаланги.

Жила здесь женщина, равная в росте и ширине. Огромная, как гора. Её кожа блестела от жира, будто она обмазывалась маслом. И рот у неё был, как у жабы.