Зато Алиев все понял правильно, потому что вцепился в меня, кажется, сразу всюду. И талия, и грудь моя не остались без внимания, и губы, и скулы, которые он обцеловывал лихорадочно, матерясь сквозь зубы восхищенно, рассказывая , что он со мной сделает, и как, и сколько раз... И мое темное подсознательное было с ним полностью согласно в тот момент. И я не знаю,каким образом можно вообще все объяснить, происходящее со мной. И я не понимаю, как это вообще все случилось. И мне страшно представить, что случилось бы дальше... Потому что Алиев сошел с ума, это было очевидно. И меня свел. Наверно, это такой особый, заразный вид безумия. 

- Молодые люди, - густой бас тренера по футболу прозвучал отрезвляющим громом, - звонок уже был. И вы в учебном заведении находитесь. Алиев, ты совсем совесть потерял, я смотрю. Ну-ка на занятия!

Я задергалась, осознавая произошедшее и сгорая от стыда. А Алиев нехотя отпустил меня, переплел наши пальцы, прижимая к себе, удерживая, позубоскалил с тренером, и пошел на второй этаж, к аудитории, где у нас должна быть пара Татьяны Викторовны. 

Все это время он со мной не говорил, только тормозил пару раз на лестнице, чтоб опять наброситься на мои беззащитные уже перед его напором губы. И отрываясь каждый раз с трудом и большой неохотой. 

А я... Я в каком-то ступоре находилась от всего происходящего, не могла его остановить, дрожала, как паутинка на ветру от его прикосновений, ощущая, как вся кожа моя моментально высохла, натянулась, желая ощутить влагу. Его бешеных поцелуев. 

Он оставил меня возле аудитории, поцеловав напоследок настолько сладко, что я еле на ногах удержалась. Посмотрел в глаза, придержав за подбородок:

- После занятия не вздумай никуда уходить, поняла? Со мной пойдешь. 

И ушел, не дав мне даже возразить. 

Как во сне, я зашла в аудиторию, заметив только, что пара еще не началась, и Татьяны Викторовны не было. Уселась в самом углу, машинально пытаясь прикрыть горящую от его несдержанных поцелуев кожу. 

И трогая измученные губы. 

И только теперь осознавая, что я наделала. Что я совершила. И понимая, что никуда мне не деться теперь. Что я сама, сама дала ему повод, возможность... И не поможет мне никто больше, даже моя учительница. Потому что я все сделала сама. Отдалась во власть его рук, его губ, его жажды. Сама. Сама. Сама. 

Я еле успела спрятать полные слез глаза, когда вошла Татьяна Викторовна. 

Увидела меня. Нахмурилась, бросив папку с документами на стол. 

- Так. Все готовимся к самостоятельной по Анне Ахматовой. 

И, не слушая протестующего вытья студентов, стремительным шагом вышла из аудитории. 

8. 8

- Это че за кузнечик к тебе клеился сейчас? 

Тихий угрожающий голос застал врасплох, заставил вздрогнуть. Слишком близко. Как и его хозяин.

Я выдохнула, развернулась, с независимым видом задрав подбородок. 

- Не твое дело, Алиев, - процедила презрительно, - дай пройти. 

Да, я уже вот так умела. И в данный момент собою невыносимо гордилась. Всего два месяца  назад я краснела, бледнела, в обморок практически падала от его близости. И он чувствовал это, знал, что ничего не могу поделать, не могу противостоять. И пользовался, гад. На всю катушку. 

И, если б тогда, после урока Татьяны Викторовны, когда она выбежала явно с ним разговаривать, и вернулась взъерошенная, но спокойная и довольная, Алиев меня встретил, как хотел, воспользовался бы моей слабостью перед ним, то... То все уже было бы по-другому. 

Ну, для меня, по крайней мере. 

Но Алиева не было после уроков. И я до сих пор со стыдом вспоминала мелькнувшее ровно на одну секунду чувство сожаления и досады. Но тут же устыдилась и обрадовалась, что его нет.