До въезда он все же добрался. И сразу заметил припаркованный трейлер в окружении нескольких легковушек. Затормозил, и скоро к машине подбежала девушка, просунула в окно круглое взволнованное лицо. Ее щеки пылали, как два заката.

– Ну что, как они? Все живы? – спросила девушка испуганным шепотком.

Воронцов невесело хмыкнул.

Девушка спохватилась:

– Ой, что я, в самом деле? Просто сложно привыкнуть к таким странностям. А… где остальные? В смысле, старшие?

– Вам недостаточно тех, кто есть? – вежливо улыбнулся ей Платон. На самом деле он пережидал приступ боли в ноге и рад был возможности посидеть без движения. – Остальные разошлись по своим домам и семьям.

– Но я думала, мы договорились: вы приедете все вместе.

– На самом деле мы и не начинали договариваться. Вы отдали приказ, мы не сочли нужным ему подчиняться.

– Ладно, это сейчас не самое главное, – вроде как спохватилась девушка. – Я, кстати, Женя Барышникова. Мы все просто восхищены тем, что вы сегодня сделали. Платон, ты сможешь сам перенести детей в трейлер? Там уже все приготовлено. Наши еще осматривают окрестности, но я сейчас их всех вызвоню, и поедем домой. Так справишься? Потом тебе самому окажут помощь.

– Справлюсь. Прячьтесь все, – велел Воронцов.

Первым делом он отнес в трейлер старшего мальчика, создателя инфразвука. Тот на полпути – всего от силы шагов через десять – заворочался, потом сильно вздрогнул и распахнул глаза. Но обошлось, он только плотнее прижался к Платону, а потом и вовсе обнял его за шею тем жестом, который невозможно убить в ребенке, даже если его прежде никто не брал на руки. Через пару шагов он снова провалился в сон. Воронцов больше не ощущал боли в ноге – боль душевная всегда сильнее и вытесняет прочие недомогания.

Внутри трейлера в самом деле все приготовили: лежали в ряд пять надувных матрасов с ремнями посередине. Было очень тепло, даже жарко, как и привыкли первенцы. Свет поступал в распахнутую дверь от городских фонарей. Платон уложил спящего малыша на дальний от входа матрас, поколебавшись, все же пристегнул его в районе поясницы. Для этого пришлось опуститься на корточки, но в этот момент про рану свою он не вспомнил. А вот встать не мог, охнул и завалился боком на жесткий пол трейлера.

Шорох заставил его вскинуть голову: из тонущих во мраке углов приближались две не замеченные прежде низкие фигуры. Они тряслись и прижимались друг к другу, кутались в куски овчины. Впервые Платон мог осознанно разглядеть тех, кто заботился о нем когда-то. Может, это были те самые буки, а может, и нет. Их узкие прозрачные лица ничего не выражали. Один помог Платону встать, другой, опустившись на все конечности, осматривал ребенка на свой манер: обнюхивал рот и голову.

Воронцов поспешил за следующим ребенком, тоже мальчиком, тем, что творил невесомость. Напоследок принес самых маленьких, мальчика и девочку разом, и понял, что больше не в состоянии двигаться. Присел на свободный матрас, стараясь не стонать. В паре шагов от него буки бесшумно возились с малышами, осматривали, пристегивали.

В трейлер осторожно заглянула Женя, ее круглое лицо сияло.

– Спасибо тебе! Оставайся тут до прибытия, буки тебе помогут, а там уж будет настоящий врач. С машиной что делать?

– Оставьте тут, только переставьте понадежней, – из последних сил выговорил Платон. – Хозяин найдет ее.

– Сделаем!

Она исчезла. Один из бук бесшумно метнулся к Платону, склонился над ним, словно сломавшись в пояснице. На подобии лица, где под кожей проглядывала каждая мышца, каждый сосуд, был едва различим темный, почти черный рот, похожий на щель. Рот был закрыт, но бука звучал – все его тело еле заметно пульсировало и испускало знакомую мелодию. Нога вдруг стала меньше болеть, словно ее погрузили в заморозку. Мысли разбегались, и невыносимо захотелось спать. Платон не нашел причин противиться этому желанию – во время поездки в неизвестность имело смысл отдохнуть.