– Так значит, дети в Барнсе – ваша работа, – кивнул самому себе утвердительно Кинебомба.

– А вот и ошибочка, дорогой. Не наша. Видите ли, Антон, со временем люди сильно изменились. Если мое поколение много размышляло о судьбах мира, то нынешние молодые больше думают о собственном душевном комфорте и как бы не замарать ручки. Англичане – тамошнее отделение «Комитета» – без конца тянули, откладывали решение по первенцам. Предлагали другие методы: похитить пятерку, изолировать, держать под контролем. Наверное, рано или поздно они на что-то решились бы: ведь количество жертв все росло. Но тут вмешалась судьба в виде этого свихнувшегося парнишки-стрелка. Но вы мне, кажется, не верите?

Не заметить полную сарказма ухмылку Антона было сложно даже в густеющих сумерках.

– Не верю, – отрезал Кинебомба и застыл на месте, всем видом давая понять, что собирается уйти прочь по ближайшей аллейке, но не позволит делать из себя идиота.

– Могу я спросить почему? – Глаза Давида лучились радушием и желанием все прояснить.

– Да ведь это очевидно, разве нет? От пуль стрелка погибла лишь старшая девочка, которая заслонила собой друзей. А потом остальные умерли в больнице без особых на то причин. Кто же их убил?

Его собеседник вроде как спохватился, всплеснул руками:

– Ох, вы же не в курсе, да и откуда вам такое знать.

– Чего я не знаю?

– В это почти невозможно поверить, но вам придется. Между ребятами существует непостижимая связь: если умирает один, то умирают и все оставшиеся. В течение суток. Вот такой расклад.

Пару минут Кинебомба жадно глотал влажный воздух и не мог понять, издевается ли над ним собеседник, и если да, то зачем.

– Не верите? – мягко, сочувственно спросил Давид. – Понимаю. Так было не с самого начала, но в какой-то момент ученым лбам Института, похоже, стало неинтересно создавать просто детей необычных. Потребовалась сверхзадача. Или, скорее всего, их настойчиво попросили учесть и этот фактор. Ведь так первенцами гораздо удобнее управлять.

– Попросили – кто?

Мужчина, словно извиняясь, развел в стороны коротковатые руки:

– Об этом, Антон, я готов вам однажды рассказать, но уже на новом витке нашего общения.

Кинебомба подергал острым подбородком, спросил:

– В смысле, если я войду в вашу организацию?

Давид царственно кивнул.

– Зачем я вам? Точнее, даже не я. Зачем ваш сотрудник дал половинку визитки моему товарищу? Народу в вашем «Комитете», как я понял, и так достаточно.

– Давайте сядем. Устал я что-то.

В самом деле, недавно еще полный энергии, мужчина как-то осунулся, словно шарик, из которого наполовину выпустили воздух. Его румянец бесследно исчез. Они вернулись к упавшей колонне, и Давид, прежде чем сесть, достал из кармана и расстелил газетку для себя и для Антона.

– Вы поняли не совсем верно: народу у нас пока много, но все равно не хватает. Особенно компетентных, знающих историю первенцев изнутри, неравнодушных к этим бедным детишкам. Грядут темные и опасные времена, конфронтация с Институтом все жестче, а нас все меньше. Мы несем потери. Того, по чьей наводке мы с вами сейчас беседуем, уже нет в живых. Мы стареем, болеем и покидаем ряды по естественным причинам. А молодое поколение скорее восхитится успехами Института, чем соблазнится нашей опасной и порой грязной работой. Приглашать с улицы кого-то, кто о первенцах слыхом не слыхивал, – не вариант.

– И все равно странно, что вы вот так с ходу вербуете меня, – не унимался Кинебомба. – Я могу оказаться кем угодно, даже агентом Института. Вы знаете, что мы – противники убийства детей, и, возможно, сейчас я преследую цель помешать вам!