Тихомир Буревятников решил примерить новый костюмчик или, лучше сказать, костюменцию, поскольку уменьшительный суффикс к нынешним шедеврам портняжного дела не подходит. Если раньше все кроилось плотно, как бы для демонстрации фигуры, то теперь ткани ниспадают с оной (ну, с фигуры) широкими складками. Такая уж нынче тенденция, Тих, сказал ему торговец на Сансет-бульваре, все как будто с чужого плеча, с чужой задницы. Нынче, друг, ты свою визитную карточку сразу не предъявишь: весь твой килограмм маскируется плиссированной мотней.

У Тихомира были все основания доверять Агамемнону Гривадису, и не только потому, что в его лавку порой заруливали звезды шоу-бизнеса и набирали там себе с ходу по дюжине костюмов, по паре дюжин рубах, по гирлянде сапожек с серебром; были и другие причины для доверия. Все-таки свой человек, совсем свой. Во всем облике Агамика сквозили – будем так говорить – черты хорошего советского парня. Папаша его дрался за социализм еще под знаменами генерала Маркоса, да и сам Агамик оказался не мудацкого десятка: прошел серьезную школу комсомольской работы в Ташкенте, а когда настало время, смотался из тоталитарного болота в свободный мир. Буревятников, хоть и не имел ничего против еврейской и армянской эмиграций, все-таки с большим доверием относился к своему брату, невозвращенцу.

Агамемнон проводил клиента-друга в примерочную и предложил на выбор три костюма: небесно-голубой, мох-трава и шоколадно-золотистый. Человек со вкусом, Буревятников остановился на последнем. Хозяин вышел, клиент снял куртку с тяжелым внутренним карманом (правильно, сударь, – браунинг) и только стащил с одной ноги джинсину, как тут в примерочную снова просунулась голова Агамика с ее отменными, в карандаш толщиной, усиками:

– Прости, Тих, тут с тобой хочет поговорить один товарищ.

Немедленно вслед за этой вежливостью в примерочную прошел некто маловыразительный, правая рука под левой подмышкой.

– Ну что ж, мистер Бур, – назвал он нынешнюю, не очень-то хорошо известную окружающим фамилию Тиха. – Советская власть вас приветствует!

Тянуться к куртке за своим о.о. было бессмысленно. Буревятников стал влезать назад в только что опустошенную штанину. Лучше умереть в штанах, чем с полуголой верзухой!

Вошедший усмехнулся: «Хорошо держитесь, предатель родины». Агамемнон внес два складных стула. «Пивка вам притащить, ребята?» – «Не помешает», – сухо сказал Тих. Незнакомец бросил через плечо: «И пепельницу!» – «Вы из какого отдела?» – спросил Тихомир. «Из Энского», – ответил незнакомец.

Пиздец, подумал Буревятников. Сели на стулья. Незнакомец положил на колени атташе-кейс. Некоторое время молча смотрели друг на друга. Представитель советской власти слегка улыбался, показывая фиксу. «Еще вопросы есть?» – наконец спросил он. Буревятников отрицательно подвигал подбородком. «И у меня к вам нет вопросов», – сказал представитель. «Агамик, ебенать, где твое пиво?» – крикнул Тих.

Агамемнон вошел с упаковкой «Гролша» и с банкой еврейских огурчиков. Открыв бутылки, остался в примерочной, как бы показывая, что он тут не иуда, а при исполнении служебных обязанностей.

«Принято решение», – сказал представитель. Буревятников, запрокинув башку, дул из горлышка «Гролш». Что может быть вкуснее ледяного пива перед выстрелом в упор? «Кажется, мы не ошиблись», – сказал представитель владельцу лавки. «Да нисколько не ошиблись, товарищ Зет», – подтвердил Агамемнон.

Тихомир проклокотал всю бутылку до дна.

Товарищ Зет похлопал ладонью по кейсу: «Вот здесь пятьсот тысяч долларов. Они передаются вам по решению группы компетентных лиц. Теперь у вас есть возможность искупить свою вину перед отечеством». – «Никаких мокрых дел, – тут же ответствовал Тихомир. – Лучше самого мочите». – «Молчать, сука! – не очень громко, но страшно проорал Зет. – Поднабрался тут американской хуйни про КГБ! За кого нас принимаешь, за убийц, за мокрушников?!» – «Знаете, отвык я от этих интонаций, – криво промолвил Тих. – Все-таки два года в нормальном обществе». Он удивлялся, откуда в нем берется такая твердость. Наверное, от фильмов. Немало тут уже посмотрел картин с железными характерами.