Она облизнула губы. Джейк заметил это неосознанное движение – такое невинное, но все же возбуждающее – и зажмурился, пытаясь справиться с охватившим его желанием. Снова открыв глаза, он встретился взглядом с Бэннер – она наконец решилась повернуться к нему.

– Я хочу, чтоб ты был моим управляющим.

– Хочешь, чтоб я был…

Бэннер нетерпеливо махнула рукой.

– У меня нет выбора.

– Отчего же? Прикажи мне собрать пожитки и убраться – и ты никогда больше не увидишь меня.

– Ничего себе выбор! Родители решат, что мы поссорились. Догадаются, что у нас что-то неладно, иначе с чего бы это я отсылаю тебя, а не умоляю остаться, как бывало. И что получится? Ты уедешь, а мне объясняться с ними, – взволнованно проговорила она и быстро отвернулась.

Джейк прижался лбом к перекладине. Бэннер услышала позвякивание шпор, значит, он придвинулся ближе. Но она не только слышала Джейка, она спиной ощущала идущий от него жар. Сигару он бросил, но все равно от него пахло табаком, он насквозь пропитался этим запахом. И запахом кожи. От него пахло мужчиной. Она почувствовала пустоту внутри, а потом невыносимую тяжесть и теплоту между бедрами.

– Бэннер, – мягко спросил он, – ты в порядке?

Она подняла голову.

– Что ты имеешь в виду?

Отбросив притворство, он впился в нее глазами. Это было мучительно.

– Именно то, что сказал. Ты в порядке? Ты… я не сделал тебе больно?

Ей вдруг захотелось наказать его, наброситься на него, измолотить кулаками его грудь. Да, я истекала кровью, я безумно страдала после того, что ты сделал со мной, хотелось ей ответить. Но она не смогла. Потому что все было не так. Джейк не сделал ничего, кроме того, о чем она сама умоляла его. Она покачала головой и только тогда позволила себе отвести взгляд.

Бэннер почувствовала, что Джейк расслабился. Внешне это никак не проявилось, разве что держаться он стал чуть менее напряженно, как человек, задерживавший дыхание и наконец вздохнувший полной грудью.

– Бог мой, я с ума сходил от беспокойства. Я хотел спросить утром… но не было возможности.

Она молчала, и Джейк продолжал. Он безнадежно пытался убедить себя, что все нормально, хотел, чтобы она сказала ему: не стоит больше думать об этом. Он хотел услышать, что с ней все прекрасно, чудесно и она простила его.

– Я тебе говорил, будет больно.

– Я была готова к этому.

– Так все-таки было больно?

– Немножко.

– Мне следовало быть нежнее.

– Все нормально.

– Я не хотел сделать тебе больно.

– Пожалуйста, Джейк, – прошептала Бэннер и, опустив голову, зажала уши, только бы не слышать его слов. Но что толку – они запечатлелись в мозгу, их не заглушить.

Я не хотел сделать тебе больно. Я говорил, будет больно. О, боже милосердный…

Судорога прошла по ее телу. Еще и еще. Даже сейчас она вспоминала то мгновение сладостной боли, когда знала, что находится в полной его власти.

Джейк пристально смотрел на девушку, чувствуя свою беспомощность и злясь на себя. Она выглядела такой робкой и беззащитной. Ряд пуговиц сзади на блузке подчеркивал изящный изгиб спины. Ему хотелось приголубить, успокоить ее, но он не осмеливался.

Раньше он не стал бы задумываться – прикоснуться к Бэннер или нет. Он часто трогал ее, сжимал в медвежьих объятиях, а она визжала якобы от боли. Он дергал ее за выбившиеся из прически своенравные пряди волос. И разве не в самое утро свадьбы он шлепнул ее по заду? Теперь ничего подобного ему и в голову не пришло бы. Они сами лишили себя невинных забав.

– Я не хочу говорить об этом, – грубовато отрезала Бэннер, отнимая руки от ушей.

– Но мы должны поговорить. Мы не сможем видеться ежедневно, если что-то такое будет все время тяготить нас. Мы спятим через неделю.