—Хорошо, спасибо большое.
—Спасибо большое, — передразнивает, стягивая с себя перчатки и бросая их мне. —Надевай быстро, кровавые раны на руках от мороза хочешь? — бурчит, а я не смею не слушаться, потому что…в его словах есть зерно правды. Мне явно не стоило ехать самой, по крайней мере, не на такой машине.
Тут даже сейчас машина Глеба едет на максимальных пределах со скоростью двадцать. Дворники работают без остановки, но это не спасает. Видимость нулевая, а холод от ужаса плавно скатывается по позвоночнику.
Не дай Бог застрять в такой стихии. Пиши…пропало.
—Прости, пожалуйста…— шепчу еле слышно, стягивая с себя шапку. В машине ад по градусам. Волосы оттаивают и стекают на куртку.
Скулы у парня играют сильнее, и я отчетливо чувствую вибрирующую в пространстве неприкрытую злость, исходящую от Глеба. Он остро реагирует на такие вещи и имеет на это право.
—Ты же знаешь, как я отношусь к безопасности, — наставнически звучит, и я утвердительно мотаю головой, чувствуя при этом досаду.
—Я сама испугалась в процессе, и сети нет.
—Потому что надо было дождаться меня, — цедит, а затем поворачивается ко мне полноценно. В свете от мерцающей приборной панели я различаю кровоподтеки на мужественном лице.
Скосив взгляд на руки, отмечаю еще и сбитые костяшки.
Сразу не по себе становится, потому что я четко понимаю — мой Глеб явно всыпал кому-то по первое число. А он никогда…так не делал в сознательном возрасте. Проблемы не нужны, разве только если ситуация из ряда вон и кому-то грозит…что-то плохое.
«Марать руки просто так не хочу. Еще инвалидом сделаю, а отвечай как за нормального».
—Глебушка? Что с лицом? И…руками.
—Упал, очнулся — гипс, — бурчит недовольно и отворачивается. Вот только взгляд при этом слишком страшный, чтобы не заметить его или проигнорировать. Что-то темное на дне.
—Глеб.
—Ксюша.
Попытки разговорить ни к чему не приводят. Друг просто закрывается и молча едет дальше. А как приезжаем, так же молча вытаскивает мои вещи из багажника и идет в дом, кивая мне.
Едва выбравшись из машины, топаю внутрь. И только разувшись и впопыхах сняв с себя куртку, до меня вдруг доходит…в доме тишина.
Ни звука. Я захожу в гостиную и понимаю, что тут никого. Нет даже намека на громкую компанию, и это значит, что доехала только я.
Глеб подходит ко мне со спины и мягко касается ладони. От неожиданности на месте подскакиваю и резко оборачиваюсь, утыкаясь практически носом в накаченную фигуру.
Черт возьми.
Слюна застревает в горле, когда я медленно поднимаю голову и при свете рассматриваю разбитое лицо лучшего друга.
3. Глава 2
Сейчас атмосфера такая гнетуще-напряженная. Взгляд, пронизывающий, меня скорее пугает, чем дает успокоение. Зуб на зуб не попадает, а Глеб же протягивает ко мне руку и заправляет прилипшую к щеке прядь за ухо, цепляя горячими пальцами холодную кожу. На контрастах меня аж подбрасывает, словно я на разгоряченной сковороде.
Облизав обветрившиеся губы, я делаю рваный вздох и скукоживаюсь сильнее под внимательным взглядом лучшего друга.
Смотрит так, словно кожу снимает.
—Почему ты смотришь на меня так? — холодок гуляет по позвоночнику. Это же Высоцкий…мы знакомы с детсада! Но сейчас мне прямо не по себе от этого пронизывающего взора, хотя он и понятен. Глеб на меня зол, а когда он зол, то его лучше не испытывать на прочность. Если рванет — мало не покажется никому, и даже если будешь далеко от эпицентра взрыва, зацепит.
Он может.
Однажды я видела, как он взорвался, и ничем хорошим это не закончилось.
—Как? — шепчет Глеб, делая шаг ко мне, склонив голову набок. Он в одних штанах и без верха. Я уплываю взглядом в кубики. Стоп!