«Когда человек верит в то, что он никчёмный, видит свои немощи и падения, то он чувствует утешение, надежду и уверенность. Тогда человек преуспевает духовно. Если же он лишь болтает о своей никчёмности, то он терзается и отчаивается, его духовное движение неправильное. Чем больше очищаются очи души, тем худшим видит человек своё состояние. Если же духовное зрение расстроено, состояние видится прекрасным. Однако надев духовные очки, человек увидит, что у него всегда есть в чём над собой работать».
«Монаху полезно размышлять над своей никчёмностью, если он не склонен впадать в уныние. Духовное сокрушение несёт в себе утешение, а сокрушение диавольское приносит уныние и отчаяние».
«Монах никогда не должен оправдывать себя самого, а также не должен принимать помыслы. Сердце такого монаха будет очищаться, а ум – просветляться».
«Монахам, живым от природы, очень нужно послушание. Они не должны выходить из пределов послушания, иначе повредятся».
«Не оказывая послушания, монах вынуждает своего духовного отца дать ему подзатыльник. Отцу больно, но у него болит не рука, а сердце. То же самое происходит и во взаимоотношениях человека с Богом. Он уже столько претерпел за нас, и сейчас Ему больно так же, как отцу, который бьёт своего ребёнка. Но раз Бог привёл монаха в монастырь, то Он должен и спасти его – пусть и через испытания. Это не очень хороший способ, но Бог вынужден его применять».
«Для того чтобы исчезла теплохладность, должна прийти благодать Божия. Однако почему Бог не помогает, ведь я прошу Его о помощи? Он не помогает, потому что я не оказываю послушания, не открываю своего сердца, не очищаю свой внутренний сосуд, но при этом прошу, чтобы Бог налил в него вина. Если Он послушается и нальёт, то вино прокиснет, потому что сосуд грязный. Если Бог и даст мне, неочищенному, духовный дар, то я точно окажусь повреждённым».
«Мы должны иметь ревность и прилагать её не к работе, а к духовной жизни».
«В прежние времена в одном идиоритмическом монастыре эконом был очень строг и скуп. Его скупость была такой, что к нему прилипло прозвище „скряга“. И вот, когда „скряга!“ умер, монахи начали открывать сундуки в его келии, искали там золото, однако ничего не нашли. На его погребении погонщики мулов, которые возили монастырский лес, неутешно плакали: оказалось, что „скряга!“ им очень помогал. В соответствии с тем, насколько большая была семья у того или иного рабочего и сколько детей ему надо было кормить, „скряга!“ покупал им мулов – одного, двух или даже трёх».
«Католикам неведомо смирение, поэтому к ним не может приблизиться Божественная благодать».
«У монаха могут быть врождённые душевные страсти, унаследованные от родителей. Но если он не будет позволять диаволу расковыривать эти страсти, то они останутся мёртвыми, потому что благодать Божия всё побеждает».
«Если мы ропщем на наш дом – на монастырь, то потом мы начинаем роптать на Бога».
«Для того чтобы умер наш ветхий человек, его надо убить. Ветхий человек должен принять и удары палкой, и оскорбления. Он должен научиться смирению. Надо умертвить эгоизм, гордость, зависть, упрямство, своеволие. Когда ты отсекаешь свою волю, то срубаешь древо своего ветхого человека. Смирение приходит через отсечение своей воли».
«В одном строгом общежительном монастыре жил один нерадивый монах. С утра до вечера он только ел, и единственным его послушанием было звонить в колокола. Но некоторые из братии монастыря, сделав свою работу, говорили игумену и всем, что эту работу выполнил тот брат. В конце концов нерадивому брату стало стыдно. Братия были преуспевшими, они совершенно искренне стремились услужить брату и заботились о его покое. Для того чтобы научиться такой любви и при этом не подвергаться опасности повреждения, надо сначала отдать всю свою любовь Богу, чтобы она стала очищенной и обогащённой».