Эту беседу мы с Холмсом вели на крыльце гостиницы «Грин-парк» в Блоуинг-Роке. На протяжении последних дней, покуда мы обследовали сельскую местность, «Грин-прак» служил нашим опорным пунктом. Я покачивался в кресле. Холмс склонился к своему атласу США, лежавшему у него на коленях. Он скользил пальцем по странице, прокладывая маршрут, и что-то тихонько бормотал. Наконец он выпрямился и заявил:

– Все намного лучше, чем я ожидал, Уотсон. Мой собственный интерес лежит не так уж далеко от Онейды. Путешествие на поезде может оказаться не из приятных, но если вы готовы, можем выехать завтра же.

– Куда же вы направляетесь, Холмс? – спросил я. – И какие прошлые дела у вас могли быть в глуши Теннесси?

– Уотсон, полагаю, вы даже и не слышали об этом местечке. Это необычная деревенька под названием Регби. Она расположена в нескольких милях к юго-востоку от Онейды. Боюсь, нам предстоит долгая поездка в экипаже. А что касается моих дел… то мне необходимо выполнить давнее обещание, которое я дал на тот случай, если когда-нибудь снова окажусь в тех краях.

– Снова? – уточнил я. – Вы что же, бывали здесь и раньше?

– Да, Уотсон, много лет назад. Но об этом я расскажу вам, когда мы уже будем ближе к Регби и я смогу освежить свою память. Должен признаться, что за давностью событий подробности видятся мне довольно смутно.

Сидя на крыльце, я размышлял о неизвестной мне поездке Холмса на юго-восток Америки. Мы были знакомы уже больше сорока лет, и, хотя нам обоим было уже под семьдесят, знаменитый сыщик не переставал удивлять меня. Мы были близки словно братья, и все же в его прошлом оставалось множество загадок. Холмс вообще отличался скрытностью – ему нравилось утаивать какие-нибудь факты, а позднее раскрывать их с почти театральным эффектом. Впрочем, сам характер его работы требовал подобного подхода. Мне лишь оставалось с благодарностью принимать счастливую возможность узнать после долгих лет кое-какие сведения о том, что произошло в период путешествий Холмса по Америке.

На следующее утро (запись в моем дневнике говорит о том, что это было 7 июня 1921 года), чтобы успеть на поезд, мы с Холмсом выехали довольно рано. Наш состав следовал через горы, и я наслаждался пейзажем – в сущности, я никогда ранее не видел ничего подобного. Мне приходилось бывать и на индийских высокогорьях, и в Афганистане, и в Швейцарских Альпах. Многие места на всех шести континентах вызывали у меня изумление, однако ничто не могло сравниться с девственной природой, которая открывалась теперь нашим глазам. В первобытном лесу по склонам гор то там, то здесь струились узкие быстрые ручейки и речушки. Иногда нашему взору представали маленькие участки земли, на которых располагались крохотные селения, хижины, а то и одиночная ферма, но по сравнению с тысячами квадратных миль девственных лесов это были сущие пустяки.

Порой создавалось такое впечатление, будто поезд устало сражается с крутыми горными обрывами. Я задумался, разумно ли строить железную дорогу в таком опасном месте, но потом понял, что другой маршрут мог оказаться куда хуже. Иными словами, я постарался уверовать в безопасность железнодорожных путей и надеяться на лучшее.

Несмотря на то что вокруг нас был лишь темный высокий лес, пейзаж почему-то не докучал. Причем деревья стояли настолько плотно, что видны были лишь те, что располагались ближе к путям. Частенько мы замечали оленей, поглощающих в тени листву. Еще утром их было довольно много, но к середине дня мы стали видеть их реже. В течение дня попадались и черные медведи. Казалось, ни олени, ни медведи совершенно не опасаются поезда. Они лишь на время оставляли свои дела и просто пристально смотрели на нас, покуда мы глядели на них.