Князь гладил её влажные от холодного пота волосы и целовал в висок, вспоминая, как она открылась ему там, над обрывом в ране земли. Глаза её светились неведомым, потусторонним светом, голос становился низким и глубоким, будто некая незримая труба из самой земли соединялась с её телом, а руки... Боги, что творили её взбесившиеся руки! У Таймара до сих пор по груди ходил ток её страсти, с которой она добиралась до его изуродованного, как и земли Мурхэ тела.

Князь водил своими грубыми пальцами по давно затянувшимся ранам, воскрешая в памяти её неистовый порыв и те чувства, что захлестнули его самого, когда Китэрия, порвав на нём рубашку, стала жадно выискивать рубцы.

Он не спал всю ночь, лаская дрожащую от озноба этэри, и думал, что ни одна даже самая опытная и жадная до любовных утех наложница его гарема не могла сравниться с этой девственной и пылкой девочкой. Даже в своём невинном сне она будоражила его больше чем все красотки мира, то и дело вздыхая, или постанывая от температурной агонии.

Под утро, когда князь наконец заснул, а точнее просто вырубился, обессилив, он услышал её робкий зов.

– Тай, Тай, – звала она, с трудом открывая тяжёлые веки.

– Да, Тэри.

– Пить, – попросила она, и князь достал остатки настоя, что приготовила для неё Шема. Напоил её из фляги, а потом начал стягивать мокрые от пота одежды.

– Что ты делаешь? – пыталась возмущаться она. – Оставь, оставь как есть.

– Твоя сорочка вся мокрая. Нужно сменить бельё.

Таймара обескураживало то, что она стеснялась своей наготы и безволия, поэтому он не стал смущать больше меры ни её, ни себя и как только оголил сопротивляющуюся Китэрию, тут же завернул в свой плащ. Потом он отыскал в собранных слугами вещах, другую сорочку.

– Сама переоденешься или помочь?

– Сама, – хрипло прошептала она.

– Как знаешь.

Таймар протянул ей смятый ком ткани, а сам выбрался из тарантаса.

Сна катастрофически не хватило, и всё же пара часов отдыха вернула князю способность здраво мслить. Он вдохнул холодный воздух степей. Морем уже не пахло – они отошли от него достаточно далеко. Впереди их ожидали лишь пустынные земли, да низкие зубья горных хребтов. Князь посмотрел вдаль. На горизонте нарождался нежный, как цвет Китэриных волос рассвет. Вересковым туманом он ложился на землю, покрывая своим ласковым светом далёкий горизонт. Таймар тяжело вздохнул, потянул мышцы, поморщился от ноющей боли в паху и пошёл искать утешения.

В самом маленьком, расположенном посреди каравана тарантасе ночевали служанки. Князь заглянул к ним, но обнаружил лишь двух спящих женщин.

«Ясно, – понял он, – остальные в повозках солдатни».

Прежде Таймар не прибегал к помощи дворовых девок, даже в долгих походах он обходился без них, предпочитая сбрасывать напряжение в бою. Но он и о своих рабынях раньше не заботился, как об этэри, которая выматывала его не хуже первоклассных воинов, сражающихся не на жизнь, а на смерть.

Растолкав одну из дрыхнущих служанок, князь велел ей следовать за ним. Заспанная, рябая девка была достаточно непривлекательна, чтобы оставаться без внимания его солдат. Она и горбатая повариха были единственными женщинами в лагере, которым удавалось выспаться ночью, остальные хотели того или нет, а вынуждены были мириться с мужским обществом.

Таймар отвел нечёсаную стряпуху за большой валун, облокотился спиной о камень и опустил взгляд. Хоть сообразительной служанка и не казалась, а намёк она поняла без слов, и вскоре князь, прикрыв глаза, воображал блестящие как морские волны локоны Китэрии, её бледно-розовые ореолы сосков и крутой изгиб округлого бедра. А когда он уже был на пике наслаждения, то ему и голос её пригрезился.