Дорога через парк оказалась ужасной – такое ненастье, по мнению Бальзы, можно ожидать где-нибудь на Северном полюсе, но никак не в Столице, да еще и ближе к концу весны. Снег был тяжелым и влажным. Он свинцовым грузом оседал на проводах и ветвях, заставляя их прогибаться, а затем, подчиняясь ветру, вздрагивать и ронять белые хлопья на землю.

– Если так будет продолжаться дальше, как бы нам не завязнуть в сугробах! – перекрикивая вой ветра, сказал некромант.

Бальза кивнул, показывая, что слышит, но не ответил: слишком сильно был занят тем, что формировал коридор перехода.

Они миновали парк, пересекли пустое шоссе и оказались на улице. Сквозь крылья безумствующего бурана проглядывали призраки девятиэтажных домов, в которых все окна были темны. Остовы заснеженных машин, брошенных на произвол судьбы спасающимися от ненастья людьми, казались выброшенными на мель кораблями. Миклош на ходу отряхнул ставшие белыми плечи и решительно направился вперед, чувствуя, как слабеет ветер.

Мимо переполненных мусорных ящиков, ободранных автомобилей, разбитых фонарей и поваленных деревьев они все дальше и дальше углублялись в северные кварталы Столицы.

В какой-то момент Грэг прищурился и потянул носом воздух:

– Улица мертва. – Некромант не спрашивал, а утверждал.

– Верно, – отозвался господин Бальза, радуясь, что буран утихает. – Добро пожаловать в преддверие Садов Боли.

– Люггер[6] плыл на восток! – внезапно заорал Пако и внес важное уточнение: – А затем на запад…

Он заквохтал, словно курица, и перелетел на другое плечо Грэга.

– Ловко, – оценил мастер Смерти. – Не заметил, как мы переместились.

– Ну, тут не ваш туманный мир и не Грань лигаментиа. У Нахтцеррет иные законы.

– Это я уже понял.

По суровому лицу валлийца было неясно, что он вложил в эту фразу, но нахттотеру послышалась издевательская нотка, которую сейчас, однако, он предпочел не заметить.

– Когда мы окажемся на месте?

– После третьих склянок!! – влез в беседу попугай и тут же спрятал голову под крыло.

– Ты сразу это почувствуешь, – нехорошо усмехнулся Бальза.

– Уже чувствую. Вокруг сплошные мертвецы. – И, увидев непонимающий взгляд господина Бальзы, добавил: – В домах.

– Поверю на слово. – Миклош посмотрел на быстро очищающееся небо. – У меня никогда не было желания заглядывать внутрь.

– Не любишь покойников? – живо поинтересовался спутник.

– Просто не страдаю чрезмерным любопытством там, где этого не следует делать, – холодно отрезал Миклош, косясь на темные выбитые окна и вспоминая, что в прошлый раз, когда его привел Луций, здесь вместо города была мрачная, разоренная чумой деревушка. – Что до любви к трупам, некрофилия не входит в достоинства Золотых Ос. Это скорее относится к клану Смерти[7].

– Некрофилия? – нахмурился Грэг. – Ты совсем ничего не знаешь о нас, Бальза, раз путаешь грязное влечение к мертвым с уважением к Смерти.

– Ну, да. Возможно, я ошибаюсь. Наши кланы были не слишком-то близки до последнего времени, – проворчал нахттотер, которого сейчас больше занимал шорох за ближайшим углом, чем философские диспуты. – Некрофилия – это капуцинские катакомбы в Палермо. У вас нечто другое.

Мертвый попугай, не вынимая головы из-под крыла, глухо и зловеще расхохотался.

– Что это с ним? – поднял брови господин Бальза.

– Пако удивлен, как и я. – Валлиец был серьезен, но его стальные глаза, кажется, смеялись. – Нахттотер публично признает ошибки.

– Нахттотер просто старается быть любезным, колдун. И ничего более.

Ветер полностью стих, снег на земле исчез, а улица закончилась. Впереди под золотистым светом огромной полной луны возвышался странный лес.