Словом, грамотно коллеги порезвились, содержательно.

Обижаться я на них особенно не стала. Развели и развели, новичку положено. К тому же и сама могла бы поработать головой. Ну какие, на фиг, мины могут быть на территории Университета? Тем более немецкие.

А вот дальше…

Ну не могло так просто мое первое скоропомощное дежурство завершиться! Просто по определению не могло.

Так что дальше получилось больше.

Глубокой ночью, благополучно сдав в больницу очередной инфаркт, мы с надеждой отдохнуть ехали на станцию. Внезапно, разбивая вдребезги мечты чуток поспать, засипела рация. Тоже новейшая стратегическая разработка, я уже помалу разбираться начала. Времен Очакова и покоренья Крыма.

Нас вызывала Центральная диспетчерская «скорой помощи».

– Бригада номер (прозвучал наш номер), вызывает Центр!

– Слушаем вас, Центр, – мрачно отозвался доктор.

– Бригада номер (снова прозвучал наш номер), вы где?

– Мы – здесь, – содержательно ответил мрачный доктор.

– Здесь – это где? – сурово уточнил Центр.

– У больницы Ленина, – еще мрачнее отозвался доктор.

– А какого черта вы у больницы Ленина, если вы уже как полчаса должны быть на Крещатике? – грозно вопросил неугомонный Центр.

Доктор опешил:

– На каком Крещатике?

– В Киеве один Крещатик!

Доктор начал заикаться:

– В к-каком Киеве?!

Центр с подозрением спросил:

– Вы там что, радиоактивной черешней обожрались?

Доктор выглядел так, словно без кастинга угодил в участники реалити-шоу Иоанна Богослова «Апокалипсис».

– Короче, – грозно подытожил Центр, – если через пять минут не будете на адресе, считайте, вы уволены!

На этом связь прервалась. Почему-то вся бригада, включая водителя, дружно посмотрела на меня.

– Я в Киев на Крещатик не могу. Мне к первой паре в институте надо быть, – на всем серьезе сообщила я.

Обалдевший доктор немедленно связался с Центром сам. По той же самой рации. Центр, выслушав галиматью про Киев и Крещатик, мягко посоветовал ему прилечь и протрезветь. Как-то даже слишком мягко посоветовал. Уточнять, какой это на сей раз оказался Центр и не надо ли нам всем сейчас же ехать на Арбат, к примеру, доктор не отважился.

Пришлось признать, что несколько минут назад мы по нашей маломощной рации, которая и в городе-то глючит через раз, в самом деле говорили с Киевом.

Крайней в этом казусе назначили меня.

– Ну хорошо, мы тебя разыграли. Ладно, ты нам отплатила. Но как, – утеряв всю свою мрачность и суровость, допытывался доктор, – как?! Объясни, будь человеком, как ты это сделала?

Остаток ночи я с пеной у рта доказывала всем, что я здесь ни при чем. Рацию не трогала, радиоволной паранормальным способом не управляла, в чертовщине до сих пор не была замечена. До тех пор, пока я с ними не связалась.

Всё равно коллеги не поверили. Мало того что поспать не дали, до утра пытая, что да как, так еще на всю подстанцию ославили. Будто бы в моем присутствии жуть с мрачным уклоном завсегда случается, а по ночам особенно. В неуставных отношениях с нечистой силой прямо обвинили, можно так сказать.

А впрочем – не без основания, замечу я, друзья, не без основания…

Всяческая чертовщина на мою в те времена еще украшенную буйной гривой голову в самом деле постоянно сыпалась. Хуже перхоти цеплялась, ей-же-ей. С первого самостоятельного выезда.

Напомню, я тогда на «скорой» фельдшерила.

Фельдшер, понятное дело, не врач, поэтому он посылается на вызовы попроще. Ну, скажем, «упал». Или «травма руки». А то и вовсе «умер под вопросом». Есть такая фишка на «скорой». То есть пациент вроде уже и мертв, а родственники всё еще надеются на лучшее. А иной раз чада с домочадцами к телу попросту боятся подойти – воскреснет не дай Бог.