«Нет уж!» – рявкнул он сам на себя и, подхватив Надежду на руки, бросился к машине. Дьяконов вспомнил, как всю дорогу до районной больницы гнал на предельной скорости, ворвался в приемный покой и заорал, будто его самого ранили, требовал отставить все дела и спасти его Надю. Потом долго сидел под дверью кабинета томографии. Ждал, когда выйдут врачи и вынесут вердикт. Из всех молитв Дьяконов помнил только «Символ веры» и без устали повторял, не желая останавливаться и подумать о последствиях. Боясь даже помыслить, что с ним станется, если жена не придет в сознание. Он тупо смотрел на коричневый, только что вымытый, линолеум «под паркет», и казалось, запомнил навсегда черные и коричневые переплетения нарисованных дощечек. Долго никто не выходил, и Михаил, внутренне раздражаясь, боялся, что не выдержит и разнесет в хлам это богоугодное заведение. Первым из кабинета вышел Сергей Яковлев, знакомый травматолог, из дома вызванный Хоппером еще по пути к больнице. Сережка поморщился и, потерев худыми длинными пальцами переносицу, пробасил хрипло:

– Все обошлось, Миша. Сотрясение мозга, но внутренней гематомы нет. Постельный режим, желательно остаться в больнице.

– Просто лежать и дома можно, – пробурчал Дьяконов, нутром чувствуя, что не может оставить здесь Надежду. – Уколы там всякие тоже. Как думаешь, отпустят?

– Насильно держать не станут, и так стационар переполнен, – отмахнулся Сергей.

Медсестра торопливо выскочила следом и понеслась по коридору, оставив дверь кабинета открытой. Хоппер увидел бледную Надежду, плашмя лежащую на кушетке, и решительно шагнул внутрь, несмотря на предостережения приятеля.

– Ты как? – выдохнул Михаил, опустившись перед кушеткой жены.

– Забери меня отсюда, пожалуйста, – чуть слышно прошептала Надежда.